Сегодня здесь наблюдалось особенное оживление. Какая-то бодрость светилась во всех глазах, но обращены они были не в ту сторону, откуда ждали врага, а к долине, в которой гнездилась Клисура. Люди напряженно впивались взглядом в тропинку, которая вела сюда из города, извиваясь по обрывам. По этой тропинке поднимался повстанец, человек огромного роста. Он тащил на плече что-то белое и продолговатое. Статная, крепкая женщина в крестьянской одежде шла за ним следом, согнувшись под бременем своей ноши, как видно очень тяжелой.

На этих-то путников и были устремлены взгляды всех повстанцев. Да и было на что посмотреть: ведь эти люди несли на Зли-дол артиллерию!

Артиллерия состояла всего только из одной черешневой пушки.

Эту-то пушку и тащил на плече великан.

Снаряды — кусочки железа, пули, подковные гвозди, подковы и прочий лом — лежали в торбе, которую несла на спине крестьянка.

В глазах повстанцев загорелись веселые огоньки; воодушевление охватило защитников Зли-дола.

И вот наконец великан, обливаясь потом, струившимся по его лбу и шее, втащил пушку на вершину.

— Будь оно неладно! — со вздохом проговорил он, опуская на землю смертоносное орудие.

Все столпились вокруг, с любопытством разглядывая пушку. Всего было изготовлено около двадцати таких орудий, предназначенных для других укреплений, но они пока оставались в городе. Эту пушку доставили сюда в первую очередь, чтобы испытать силу ее выстрела, дальнобойность и снаряды. Вскоре пушку втащили на еще более высокое место, откуда можно было держать под обстрелом большую дорогу и голые холмы, старательно начинили ее зарядом и прочно укрепили кольями, а сзади выкопали широкий окоп для прикрытия артиллеристов.

Повстанцы горели нетерпением скорее услышать голос первой болгарской пушки! Детская радость и неописуемый восторг обуяли всех защитников. Кое-кто даже прослезился…

— Слушайте, как заревет балканский лев, ребята. Рык его расшатает трон султана и возвестит всему миру, что Стара-планина свободна! — воскликнул начальник злидольского сторожевого поста.

— Ее грохот разбудит и других наших братьев в Стремской долине, напомнит им об их долге. Они возьмутся за оружие и ополчатся против общего врага, — сказал другой повстанец.

— Отсюда мы господствуем над всей долиной… пусть только покажутся тираны — в порошок их сотрем! — отозвался третий.

— Ни одного в живых не оставим, будь оно неладно! — зарычал Иван Боримечка, вытирая шапкой раскрасневшееся, мокрое от пота лицо.

Да, это был он! Великан, втащивший пушку на гору, был наш старый знакомый — Боримечка, а боеприпасы принесла его жена. С месяц тому назад они приехали в Клисуру по делам и были вовлечены в революционное движение.

Запальщик уже готовился приступить к делу.

— Погоди, Делчо, как бы не перепугались наши жены и детвора. Надо бы их предупредить, — остановил его Нягул Портной.

— Это ты правильно, — отозвался другой. — Надо бы послать в город оповестить население; там ведь есть и беременные женщины…

— Как можно посылать в город, время терять? Лучше пусть кто-нибудь крикнет отсюда, кто погорластее, — вот все и услышат.

— Боримечка! Пусть Боримечка крикнет! — предложило несколько человек, знавших, какие у этого богатыря здоровенные легкие.

Боримечка с удовольствием взялся выполнить новое поручение. Он спросил, какие слова надо крикнуть, и, постаравшись запомнить их хорошенько, взобрался на противолежащую высоту, ближе к городу. Выпрямившись во весь свой богатырский рост и выпятив грудь, он закинул голову назад, широко раскрыл рот и протяжно закричал:

— Эй, народ! Сейчас загремит пушка, будь она неладна! — испытывать ее будут… Бабы, детвора, не пугайтесь, а радуйтесь!.. Турок еще нет… Не видать их, турок-то, будь они неладны!

Это сообщение он повторил несколько раз с перерывами в одну-две минуты. Горное эхо громовыми перекатами отозвалось на его мощный голос, который проник во все дома городка.

После этого успокоительного предупреждения приступили к работе. Делчо высек огонь, зажег большой кусок трута, насадил его на длинный прут и поднес к запалу. Трут разгорался; синие клубы дыма вились в воздухе… В трепетном ожидании грохота одни повстанцы отбежали подальше, другие укрылись в окопах, чтобы ничего не видеть; кое-кто даже заткнул пальцами уши и зажмурил глаза. Несколько минут протекло в невыразимом нервном напряжении… Сильный дым курился над фитилем, но фитиль не загорался. Сердца у всех бились так, что, казалось, готовы были разорваться. Всем стало невтерпеж. Наконец по фитилю побежало маленькое белое пламя. Он задымился, и в тот же миг раздался сердитый, надтреснутый, но… немощный звук, — что-то похожее на громкий кашель или треск сухой доски, когда ее ломают. И пушка скрылась в густом облаке дыма…