Оказалось, что в этом «приступе кашля» пушка взорвалась, а заряд отлетел всего на несколько шагов… Многие из засевших в окопах повстанцев даже не услышали выстрела.

Кто-то в шутку или всерьез заметил, что ему показалось, будто этот звук произвел Иван Боримечка.

Плачевный результат испытаний вскрыл недостатки повстанческой артиллерии. После этой неудачи поторопились исправить другие пушки — их скрепили добавочными железными обручами и обмотали канатами, а некоторые даже обили изнутри жестью. В тот же день на укрепления втащили по две пушки, зарядили их мощными зарядами, хорошенько укрепили на телегах, прочно врытых в землю, и выкопали позади телег траншеи для запальщиков. Каждой пушке предстояло послужить только один раз, и ей был дан точный прицел в определенном направлении.

Добавим, что, когда первая пушка уже выпалила, об этом позабыли оповестить население города. Поэтому бедные старушки и молодухи сидели до вечера с ватой в ушах, дожидаясь, когда же наконец раздастся грохот и зазвенят стекла в окнах.

Огнянов находился теперь на одном из восточных укреплений, сооруженных на высоте между Зли-долом и Стара-рекой. Это укрепление обладало такими же стратегическими выгодами, как и злидольское, с тем, однако, преимуществом, что отсюда открывался вид на часть Стремской долины, зеленевшей внизу, далеко на востоке, за обнаженными холмами. Было очень жарко, и защитники укрепления — всего тридцать человек, — сбросив с себя верхнюю одежду, слонялись без дела, с озабоченными, покрытыми грязью лицами. Здесь, как и в других укрепленных пунктах, царило уныние.

Огнянов, облаченный в повстанческую форму, с неизменными двумя револьверами за поясом, поднялся на насыпь у окопа и смотрел в бинокль на долину. Внимание его было приковано к какому-то голубому дымку, который многие приняли за желанный дым пожара.

Опустив бинокль, Огнянов сошел с насыпи и пробормотал мрачно:

— Нет, это угли жгут на Средна-горе.

И тут он заметил Боримечку, который подходил к нему вместе с каким-то человеком, не принадлежавшим к числу защитников укрепления. Это был маленький, щуплый болгарин с тупым испуганным лицом, в потертых шароварах и безрукавке; на спине он нес торбу из пестрой ткани.

— Шпион! — объяснил Боримечка. — В долине поймали. Пробовали допросить — молчит, как чурбан. Что прикажешь с ним делать?

Невольная усмешка заиграла на лице Огнянова, — он узнал Рачко Прыдле.

Рачко вчера вышел из Бяла-Черквы и отправился в турецкое село Рахманлари, намереваясь искать работы по починке одежды; эта свободная профессия доставляла скудный заработок многим бяло-черковским беднякам. По простоте своей Рачко не понимал ни того, что готовится в Бяла-Черкве, ни того, что происходит в других местах, и потому был немало удивлен, когда в Рахманлари обозленные турки не только не дали ему наложить заплаты на их одежду, но наложили в спину ему самому и с самыми неделикатными ругательствами выгнали вон. Не желая возвращаться домой с пустыми руками, Рачко решил попытать счастье в Клисуре, до которой было недалеко. Но турецкий конный разъезд до смерти напугал его, и Рачко повернул в долину Стара-реки, чтобы оттуда пробраться в Клисуру. Тут он и попал в руки повстанческих дозорных.

— Ты чего здесь делаешь? — спросил его Огнянов. Рачко чуть было не свихнулся от страха при виде стольких вооруженных повстанцев, которых он принимал за разбойников; но тут внезапно успокоился. Правда, он сохранил не очень-то приятное воспоминание об Огнянове, но среди этих страшных людей Огнянов показался ему своим человеком, чуть ли не приятелем, и язык у него развязался. Он с пятого на десятое рассказал Огнянову обо всех своих мытарствах.

Бойчо обрадовался, узнав, что Рачко еще вчера был в Бяла-Черкве.

— Ну, что там слышно, в Бяла-Черкве? — спросил он.

— Ничего… ничего… все слава богу.

Это «ничего» болью отозвалось в сердце Огнянова.

— Не лги, говори правду!

— Да говорю же тебе — ничего. Будь спокоен, ничего не случилось.

— Как ничего не случилось?

— Клянусь богом, ничего… Хочешь, присягу приму? «Этот остолоп ничего не знает, — в досаде подумал Бойчо. — А может быть, он хочет что-то срыть? И правда, уж не подослан ли он турками?.. Как он мог пробраться сюда, если другим это не удается?»

И он пронизал пленника своим огненным взглядом.

— Слушай, ты, выкладывай всю правду, не то я прикажу размозжить тебе голову о камень! — крикнул Бойчо, внезапно побагровев от гнева.

— Нет, учитель, лучше оставь ее для меня, — вмешался Боримечка. — Мне его голова пригодится — я ее оторву и суну в пушку, а потом пальну прямо в Рахманлари; пусть-ка она там расскажет туркам обо всем, что здесь видела…

И великан впился глазами в плюгавого Рачко.

— Все, все расскажу… — залепетал тот, перепуганный до полусмерти.

— Помни же, что я тебе сказал! — снова пригрозил ему Огнянов.

— Помню, помню, как не помнить!

— Ты действительно только вчера ушел из Бяла-Черквы?

— Вчера, вчера… Солнышко тогда стояло вон там…

— Что же там слышно?

— Да ничегошеньки не слышно… Будь спокоен.

— Почему ты ушел от Стефчова?

— Он меня выгнал, убей его бог… Не будь я Рачко Прыдле, если я вру… На этом свете одна только честь у меня и осталась…

Огнянов прервал его взмахом руки.