Разъяренный инспектор буравил взглядом его спину. Таких, как ван Хелсинг, он искренне презирал: притворяются учеными, а чуть столкнутся с тайной, неподвластной их умам, начинают лепетать о сверхъестественном. Бесславное порождение минувшей эпохи.

Профессор вызвал лифт. По вестибюлю эхом пронесся голос Котфорда, хриплый от бесчисленных возлияний виски:

— Я вскрыл могилу Люси Вестенра.

ван Хелсинг застыл как громом пораженный, потом медленно обернулся. Его глаза за стеклами очков сверкали от бешенства.

Старик процедил сквозь зубы:

— Вы влачите пустяковую жизнь и полностью ею довольны. Считаете, что в мире машин и позабывшего обо всем просвещения ничто вам не угрожает. Не замечаете древнего языческого зла, что смердит под самыми вашими ногами… не желаете обращать на него внимания.

К этой минуте взгляды всех, кто находился в вестибюле, были обращены на них двоих. Котфорда это нисколько не беспокоило: пускай себе слышат. Пора уже вывести ван Хелсинга на чистую воду.

— Это вас уволили из Амстердамского университета за то, что вы таскали трупы с местного кладбища! — рявкнул инспектор. — Вогнать в сердце железный штырь, изувечить тело — вот и вскрытию конец.

Его голос заполнил все помещение, наводя страх на зевак. Сдерживаться Котфорд не желал. В свое время у него была возможность налюбоваться на самодуров, тревожащих мертвые останки. Как и ван Хелсинг, священник из его родной деревушки был уверен, что делает святое дело, когда вскрывал могилу его брата.

— Это вас, — продолжал он, — лишили медицинской лицензии, когда из-за ваших экспериментальных переливаний погибло несколько пациентов. Выяснить их группу крови вы не потрудились. Утверждали, будто несчастные умерли от укуса вампира…

— В те годы ни один врач не знал о существовании групп крови, невежественный вы болван. Их открыли в 1901 году. Я действовал в интересах пациентов и сделал для них все, что мог.

Котфорд смерил старика презрительным взглядом. Если бы профессор занимался наукой, а не мифологией, он бы спасал жизни, а не нес смерть. На лице ван Хелсинга читалась паника; он чувствовал, что симпатии постояльцев гостиницы не на его стороне. Сердце Котфорда бешено колотилось. Пора нанести решающий удар!

— Это вы и те несчастные, которым вы заморочили голову, убили всех тех женщин двадцать пять лет назад. Я вижу перед собой самого дьявола, ван Хелсинг! Вижу… Джека Потрошителя!

В вестибюле поднялся беспокойный шепот. Мужья инстинктивно прикрывали жен. Родители поспешно уводили детей. Все старались как можно дальше отойти от ван Хелсинга — человека, только что обвиненного в убийстве. Теперь старик казался как никогда уязвимым и беззащитным.

Инспектор ожидал, что гордость вынудит его публично сознаться в своих преступлениях. Однако плечи старика лишь разочарованно поникли. Он с нескрываемой жалостью посмотрел на Котфорда.

— Вы так ничего и не видите. И то, чего вы не видите, неизбежно вас погубит.

Что-то в тоне ван Хелсинга не на шутку испугало Котфорда, а ведь он считал себя человеком не робкого десятка. Старик переломил ситуацию в свою пользу; теперь занервничал уже сам инспектор. Неужели это угроза?

Отъехала дверь лифта. Профессор кивнул лифтеру, чтобы тот не дал ей закрыться. Инспектор силился добавить еще что-нибудь, но от слов ван Хелсинга в голове у него все перемешалось. Наконец кабина увезла старика вверх, и Котфорд остался в одиночестве. Все в вестибюле глядели на него.

— Вздор! — воскликнул Котфорд. Глупо получилось. Да разве выбьешь признание из такого плута? Чтобы призвать Абрахама ван Хелсинга к ответу, потребуются иные средства.

Прошлое стало тюрьмой, побег из которой невозможен. В последние дни Мина чувствовала, как стены ее камеры сжимаются все сильнее. Джонатан, которого она так любила, погиб, Квинси сбежал. Все чаще заявляла о себе паранойя: Мина то и дело ловила себя на том, что выглядывает из окна на улицу. Был у нее и тюремщик — нестерпимый страх, что на пороге дома с минуты на минуту появится Котфорд. Чтобы уберечься, нужно придумать новый план.

После ухода сына она погрузилась в изучение бесчисленных страниц, разбросанных по полу. Сидя в магическом бумажном круге, Мина просеивала, словно через сито, остатки минувшей жизни. Надо было остановить Квинси. И не пришлось бы сейчас думать, как он поступит дальше. Хочет того Квинси или нет, без ее защиты ему не обойтись. Над Англией нависла ночная тьма… и все козыри были у хищного врага.

Мина открыла толстую папку, в которой хранила сведения о друзьях. Сверху лежало досье Артура Холмвуда; на обложке был обозначен его адрес. На месте Квинси первым делом она отправилась бы именно к Артуру. К несчастью, мальчику неоткуда знать, как сильно тот изменился. Даже если лорд Годалминг и согласится его принять, вряд ли из этого что-то выйдет. В отличие от Джонатана и Мины лорд после возвращения из Трансильвании не искал общества и замкнулся у себя в родовом гнезде. Из года в год он все больше дичал и ожесточался, пока тот Артур Холмвуд, которого она помнила, не исчез вовсе. Превратно истолковав известные всем им факты, он дошел до того, что презирал своих друзей.