— Марк Лоллий теперь мой советник, — сказал он Тиберию. — И по военным вопросам — тоже.

Тиберий почтительно прижал руку к сердцу и наклонил голову в знак уважения. Он понял, что гнев Гая, который тот, скорее всего, нарочно распалял в себе, значительно поутих. Можно было хоть дух перевести. Кто же, интересно, этот молодой офицер? Лицо совершенно незнакомое. Теперь уже не кажется, что он напоминает покойного фараончика.

Гай поднялся с кресла, кивнул Тиберию. Разговор пока окончен, но он будет иметь продолжение — так можно было понять этот кивок. Время подходило к обеду, и Тиберий тоже был приглашен, вместе с другими гостями, — не мог же Гай позволить себе в присутствии подчиненных и влиятельных сановников проявить невежливость, не подобающую римлянину. Он отправился готовиться к обеду, вслед за ним тут же увязался Марк Лоллий, что-то возмущенно ему выговаривавший, — очевидно, жаловался на Тиберия и предостерегал. В ожидании, когда будет дан сигнал к обеду, Тиберий отошел в сторонку и встал возле колонны, за которой можно было спрятаться от излишне любопытных взглядов.

Тут он почувствовал, что его тронули за плечо. Совсем не грубо — так привлекают внимание человека, чтобы это не было заметно для других, находящихся поблизости.

Тиберий обернулся. Перед ним стоял тот самый молодой офицер. Выражение его лица было весьма почтительным.

— Приветствую тебя, Тиберий Клавдий, — поздоровался он.

— Я не знаю тебя, — ответил Тиберий, — но тоже рад приветствовать. Возможно, я обязан тебе какой-то услугой? Кто ты?

— Меня зовут Сеян, Луций Элий Сеян, — отозвался с готовностью офицер.

— Элий Сеян? — переспросил Тиберий. — А префект Элий Сей…

— Он мой отец. Не родной, — уточнил гвардеец. Заметно было, что он не хочет говорить об отце.

— Ты, я вижу, близко знаком с Гаем Цезарем? — поинтересовался Тиберий, — Служишь у него? Я хочу поблагодарить тебя за то, что ты… помог мне. Скажи — ты за меня заступился? Не каждый бы осмелился на это.

Почему-то Тиберий почувствовал, что с этим Сеяном можно разговаривать вполне пренебрежительно. Он не обидится. А если похвалить — просто расцветет от удовольствия.

— Да, у меня довольно короткие отношения с Гаем, хоть он и великий человек, — улыбнулся Сеян, — И я вовсе не так уж храбр, как ты, Тиберий Клавдий. Прости, но наш разговор будет недолгим — мне надо найти одного важного борова — зачем-то он Гаю понадобился. А другого случая поговорить с тобой может не представиться. Ты выслушаешь?

Тиберий молча пожал плечами. Он не знал — стоило ли вообще доверять кому-нибудь в этом доме? Но, кажется, Сеян этот был вполне искренен.

— Ничего не опасайся, — зашептал Сеян. — Он ничего тебе не сделает. Лоллий настраивает его против тебя, но Гай не очень любит Лоллия. Не любит тех, кто его поучает. Он покричит на тебя, но и только. И еще, разговора о Юлии не будет. Гай возненавидел свою мать, и ты тоже не начинай о ней говорить…

— Почему ты сказал мне все это? — настороженно спросил Тиберий, глядя Сея ну прямо в глаза. Тот не отвел взгляда.

— Потому что я глубоко уважаю тебя. И знаю, что с тобой — с тем, кому мы все стольким обязаны, — обошлись несправедливо. И еще — Сеян придвинулся к Тиберию совсем близко, — Я верю, что ты скажешь всем свое слово, Тиберий Клавдий. Я уговорю Гая походатайствовать за тебя перед Августом. Ты меня запомнишь?

После долгого молчания Тиберий нашел в себе силы ответить так, чтобы его голос звучал низко и ровно:

— Я запомню тебя, Элий Сеян.

— И не сомневайся насчет того, что я смогу уговорить Гая. Он, когда узнал вчера, что ты приехал, просто очумел от неожиданности. Он все-таки понимает, кто ты, и ему льстит твоя… твое внимание, Тиберий Клавдий. Разреши мне дать совет: будь с ним почтителен, но не особенно церемонься. Твердо стой на своем — он быстро сдает позиции, когда встречает отпор. И помни, что я на твоей стороне. Прощай.

Кивнув на прощание — что могло даже показаться легким поклоном, — Сеян убежал разыскивать своего борова. Тиберий остался возле колонны. Он думал. Он задумался так глубоко, что не сразу услышал сигнал — удар в гонг, приглашавший к обеду.

Больше они с Сеяном действительно не встречались один на один. Гай не отпускал его от себя. Беседа же, что состоялась у Гая с Тиберием вскоре после обеда, носила скорее формальный характер — ни упреков в государственной измене, ни даже насмешек над собой Тиберий не услышал.

На этом его визит закончился. Через день Тиберий сел на корабль, ожидавший его в порту, и отбыл на Родос.

Еще долгое время у Тиберия не было возможности проверить, выполнил ли Элий Сеян свое обещание. После свидания с Гаем прошел месяц, потом другой, за ним еще, и так далее — в жизни Тиберия по-прежнему ничего не менялось. Родосская ссылка оставалась в силе, и в посланиях матери Тиберий не обнаруживал для себя утешительных известий. Смутные надежды, появившиеся у него в свете последних событий, понемногу таяли.

Совершив почти официальный визит на Самос, Тиберий вновь почувствовал перемену отношений к себе — в лучшую сторону, если это можно так назвать. Во всяком случае, он не слышал больше оскорблений на улицах, мог не опасаться каких-либо подвохов со стороны властей. С ним предпочитали не связываться. Он опроверг все слухи насчет своей скорой гибели, вернувшись с Самоса целым и невредимым и, более того, совершенно спокойным и уверенным в себе. Кто их разберет, этих важных шишек из Рима: сегодня он в ссылке, а завтра, глядишь, снова обрел утерянную милость императора. Умные и предусмотрительные родосцы (те, кто мог таковыми считаться) выбрали самую верную линию поведения в отношениях с Тиберием — они делали вид, что его как бы не существует. Глядя на умных, остальные тоже почли для себя за благо последовать их примеру. Ну а Тиберию ничего другого и не было нужно.