Павел считал, что церкви, построенные на таком основании, можно оставить и быть уверенными в том, что они сами справятся со своими проблемами. У них были Апостолы, чтобы учить их (через «веру» и Послания), были пасторы, чтобы назидать их, и был Дух Святой для водительства, защиты и благословения. Имея эти три условия (апостольское учение, пасторский надзор и Божью верность), церкви находились в полной безопасности.

Хотя Роланд Аллен специально не останавливался на этом отрывке из Деяний и не обращался к нему, весьма примечательно то, что он развил те же три аргумента. Первое, «Святой Павел, по всей видимости, оставлял вновь сформированные церкви с простой системой евангельского учения, с двумя таинствами, преданиями об основных фактах смерти и воскресения Христа и с Ветхим Заветом» [298] . Второе, он рукополагал старейшин, сочетая выборность и назначение [299] . Третье, он доверялся Святому Духу, а потому «не боялся рисковать» [300] . «Он веровал в Духа Святого… как в Личность, Которая обитала в Своих обращенных. А поэтому он верил в уверовавших. Он мог им доверять. Он доверял им не потому, что верил в их природные добродетели или интеллектуальные способности. Но он верил в Святого Духа в них. Он верил, что Христос мог и хотел сохранить то, что Павел Ему предал» [301] . Поэтому Апостол должен был «оставить своих обращенных, чтобы освободить место для Христа» [302] .

Роланд Аллен жил и работал в дни расцвета колониализма, когда служители миссии стремились выполнять покровительственно–отеческие функции по отношению к жителям той местности, где они работали. «Повсюду, — писал Аллен в 1912 году, — христианство по–прежнему является экзотикой… Везде наши миссии находятся в зависимости… Повсюду можно видеть один и тот же тип… Мы хотим видеть христианство, посаженное в иностранную почву, облаченное в иностранное платье, развивающее новые формы славы и красоты» [303] . Епископ Герман Ньюбигин согласен с ним. «Миссионерам следует отличать, — пишет он, — traditum (то, что мы сами получили) и tradendum (основы, которые мы должны передать)». Рональд Аллен «вел войну против всего, что принималось вместо этих основ, всего, что делает миссии похожими на островок западного империализма, — против всего аппарата профессионального служения, институтов, церковных организаций, церковных зданий, епархиальных чинов — против всего — от фисгармонии до архидиаконов» [304] .

Конечно же, Рональд Аллен не был первым, кто поднял эти вопросы. В середине прошлого века два заокеанских друга, Генри Венн из Лондона и Руфус Андерсон из Бостона лелеяли мечты о создании национальных церквей. В меморандуме 1851 года Венн писал об «основании поместной церкви под руководством местных пасторов на основе экономической самостоятельности, самоуправления и саморазвития». В развитии церкви он определил четыре этапа, пока, наконец, «миссия не отомрет сама собой» [305] , Андерсон также апеллировал к тем же четырем определениям самостоятельности, но в противоположном порядке, и видел в основании церкви не цель, но начало.

Но тезис Венна—Андерсона—Аллена не лишен недостатков. Во–первых, он недостаточно радикален в отношении индивидуальности церкви. Три его принципа гласили об «экономической самостоятельности, самоуправлении и способности к дальнейшему самостоятельному развитию», но истинная индивидуальность церкви идет намного дальше финансов, управления и благовествования ко всеобъемлющему характеру культурного самовыражения, куда включается ее теология, богослужение и образ жизни. Внедрение в природную почву (местная автономия) должно привести к приспособлению к окружающей среде (ее культурное самовыражение). Во–вторых, этим авторам не хватает творческого воображения по отношению к миссионерам. Генри Венн считал, что миссионеры должны уезжать сразу после создания поместной церкви. Но дело обстоит не совсем так. Призыв к мораторию, прозвучавший в 1974 году по инициативе Джона Гату, руководителя пресвитерианской церкви в Кении, не утверждал нежелательность миссионеров вообще, но скорее то, что некоторые миссионеры тормозили рост национальной церкви в ее стремлении к самостоятельности. Как только церковь обретает свою индивидуальность, иностранные миссионеры могут приветствоваться только как гости, с правом работать под руководством местных пасторов, предлагая профессионализм специалистов и демонстрируя интернациональный характер церкви. В–третьих, перспективы Роланда Аллена кажутся недостаточно гибкими в отношении надежды на будущее. Разные церкви достигают индивидуальности в различное время при различных обстоятельствах. Может быть, Аллен не понял в достаточной степени уникальности людей, обращенных Павлом из иудеев, и тех, кого можно назвать «чтущими Бога». Это были люди, сильные в доктрине и этике Ветхого Завета потому, что в прошлом они прошли существенную религиозную подготовку. Иоахим Джеремиас писал об иудаизме как о «первой великой миссионерской религии, которая возникла в Средиземноморье», и о «беспримерном периоде миссионерской деятельности», который последовал за ее появлением. Как следствие, христианские миссионеры повсюду находили прозелитов и богобоязненных. «Преобладающий успех миссии Апостола Павла, который в течение десяти лет основал центры христианской веры почти во всех частях современного мира, произошел частью потому, что он мог строить на фундаменте, подготовленном иудейскими миссиями» [306] . Сомнительно, чтобы Павел мог назначить старейшин в приходе всего лишь через несколько месяцев после основания церкви, если она полностью состояла только из бывших язычников и идолопоклонников. В этом случае наверняка потребовался бы длительный период для перехода от миссии к церкви, в то время как старейшин пришлось бы учить и готовить к служению.

В заключение, и возвращаясь к первому миссионерскому путешествию, скажем лишь, что его самой примечательной характеристикой явилось чувство Божьего водительства. Святой Дух Самого Бога велел церкви в Антиохии отделить Варнаву и Савла, Он же послал их и Он вел их от места к месту. Он давал им силу проповедовать так, что число верующих множилось, а церкви насаждались. Церковь, пославшая их, предала их благодати Божьей на дело (14:26), и по возвращении они доложили о том, «что сотворил Бог с ними и как Он отверз дверь веры язычникам» (14:27). Действительно, Он выполнил их дело «вместе с ними» (буквально), в сотрудничестве с ними, но именно Он сделал это, и они воздали Ему должное. Благодать произошла от Него — и слава должна возвратиться к Нему.

К этому времени уже несколько лет язычники приходили к вере во Христа и входили в лоно церкви крещением. Этот процесс начался с богобоязненного сотника из Кесарии, Корнилия. Он не только услышал Благую весть при совершенно необычных обстоятельствах, уверовал, принял Духа и крестился, но и иерусалимские лидеры, выслушав все аргументы, не стали возражать, но, напротив, «прославили Бога» (11:18). За этим последовало замечательное движение в Сирийской Антиохии, где безымянные миссионеры «говорили Еллинам» (11:20), огромное количество которых уверовало во Христа. Иерусалимская церковь, прослышав об этом, послала туда Варнаву для расследования происшедшего, а тот, «увидев благодать Божию, возрадовался» (11:23). Третьим этапом явилось записанное Лукой первое миссионерское путешествие, во время которого в Иисуса уверовал истинный язычник (Сергий Павел, проконсул Кипра), а позже Павел и Варнава ответили на неверие иудеев смелым заявлением — «мы обращаемся к язычникам» (13:46). После этого, куда бы они ни отправлялись, к вере приходили и иудеи, и язычники (напр.: 14:1), а вернувшись назад, в Сирийскую Антиохию, миссионеры могли сказать, что «Бог… отверз дверь веры язычникам» (14:27).

Все это было очевидным. После обращения Корнилия и антиохийских греков иерусалимские лидеры могли удостовериться в том, что все совершалось по воле Божьей. Как же они отреагируют на еще более смелую политику Павла? Языческое движение принятия христианской веры набирало скорость. Тонкий ручеек языческих обращений стремительно превращался в бурный поток. Иудейские руководители не испытывали трудностей с принятием общей концепции обращения язычников, так как во многих ветхозаветных текстах можно было найти пророчества об их вхождении в Божье обетование. Но теперь возник конкретный вопрос: какие условия замыслил Бог для язычников, чтобы они могли войти в общину верующих? До сих пор было принято, что язычники входили в общество Израиля через обрезание, таким образом, через повиновение закону они признавались bona fide [307] членами завета, заключенного Богом с Его народом. Теперь же происходило нечто иное, что многих беспокоило и даже тревожило. Обращенные из язычников принимались в христианское братство с помощью крещения, но без обрезания. Они становились христианами, не становясь иудеями. Они сохраняли свою личность и целостность в качестве представителей других наций. Иерусалимские лидеры могли дать свое одобрение на обращение язычников; но должны ли они одобрить обращение без обрезания, веру в Иисуса без дел закона, обязательство по отношению к Мессии без принятия иудаизма? Был ли их кругозор достаточно широким, чтобы видеть Евангелие Христа не реформаторским движением внутри иудаизма, но как Благую весть для всего мира, и Церковь Христа не как иудейскую секту, но как интернациональную семью Божью? Таковы были те вопросы, которые осмеливались задавать себе некоторые верующие.

Неудивительно, что Хенчен мог написать: «Глава 15 является поворотным моментом, «средоточием» и «водоразделом» всей книги, тем эпизодом, где прошлые этапы развития этого направления находят свое завершение и подтверждение, а последующие — реальную возможность для совершения» [308] . И это не преувеличение. Лука привлекает внимание к важности и значимости происходящих событий едва уловимым переносом акцента с одного объекта на другой. В этой главе Иерусалим все еще остается в центре событий, а Петр появляется на сцене в последний раз. Затем он исчезает из поля нашего зрения, и его заменяет Павел. Иерусалим отходит на второй план, тогда как Павел продвигается по направлению к Азии и Европе, а на горизонте возникает Рим. Мы сами, оглядываясь на картину истории развития Церкви, отчетливо осознаем исключительную важность первого экуменического собора, созванного в Иерусалиме.