– Кто-то хотел отстранить вас от расследования, – заявила Пенни.

– Похоже на то. И этот «кто-то» заплатил немалые деньги, чтобы добиться полного единодушия комиссии, или сильно запугал хороших людей. Всматриваясь в лица членов комиссии, я понимал, что прав и в первом, и во втором. Они выглядели и забитыми, словно боялись, и самодовольными, как будто за свой испуг получили приличное вознаграждение.

– И кто теперь шериф? – спросила Пенни.

– До выборов они назначили шерифом Неда Джадда, одного из моих помощников. Нед – человек хороший, но очень уж туп. Он принял версию двух убийств и самоубийства. Теперь он избегает меня из-за стыда, хотя и не знает, что это стыд. Думает, что может поставить меня в неудобное положение.

– Вы, действительно, живете здесь в надежде, что вас что-то осенит? – спросил я, когда Уолберт поставил в раковину пустую тарелку.

– Возможно. По правде говоря, я это делаю, чтобы позлить и вывести из себя членов ревизионной комиссии округа. Если они подумают, что я что-то нарыл, один или двое захотят заехать и узнать, что именно, и, вполне вероятно, выболтают что-то важное, сами того не зная.

Зазвонили в дверь.

– Вы кого-нибудь ждете? – спросила Пенни.

Уолберт нахмурился.

– Никто не приходит сюда, кроме Роберты, риелтора, но она не из тех, кто рано встает.

Пенни и я переглянулись.

– Шериф, – я взял инициативу на себя, – люди, которые убили Лэндалфов, пытались убить нас.

Уже направившись ко входной двери, он остановился и посмотрел на меня так, что напугал бы до смерти, если б я ему лгал.

– Это правда, – поддержала меня Пенни. – Они не могут знать, что мы здесь. Но, возможно, каким-то образом узнали, что мы побывали в Смоуквилле.

Вновь раздался звонок.

Уолберт указал мне на дверь в столовую.

– Идите в гостиную, откуда вы сможете меня слышать. Может, узнаете голос. Кто бы это ни был, я с ним поговорю, но в дом не пущу.

Майло стоял у окна, выходящего на заднее крыльцо. Пенни потянула его к себе, чтобы он не служил мишенью.

Уолберт коридором направился к парадной двери, а я через столовую поспешил в гостиную, встал у арки, ведущей в прихожую. Услышал, что Уолберт открывает дверь.

– Доброе утро, парни. Что я могу для вас сделать?

– Мистер Уолберт, мы представляем правопреемников Лэндалфа, и мисс Карильо не имела права разрешать вам жить здесь без нашего одобрения. Да еще без арендной платы.

– У вас есть визитные карточки?

– Моя фамилия Бут, это мистер Освальд. С нынешнего утра мисс Карильо продажей этого дома не занимается.

– Так вы адвокаты? Обычно у вас есть визитные карточки.

– Мы хотим, чтобы вы немедленно покинули этот дом.

– Если дело в арендной плате, я с радостью заплачу.

– Слишком поздно говорить об этом, – подал голос Освальд. – Вы должны уехать немедленно.

– Если вы, господа, подождете на крыльце, я позвоню Роберте, чтобы она подтвердила, что больше не занимается продажей этого дома.

Один из мужчин что-то сказал, но я не разобрал слов, потом услышал какое-то движение в прихожей. Парадная дверь закрылась.

Молчание Трумэна Уолберта предупредило меня об опасности лучше всяких слов. Молчал человек, который обычно не лез за словом в карман.

Я вытащил пистолет из плечевой кобуры, и он показался мне таким же неудобным и громоздким, как на океанском берегу, когда я впервые взял его в руки, следуя инструкциям Пенни. Нельзя думать о том, как держишь его, от мыслей пальцы теряют гибкость, кисть сама разберется, как обхватить рукоятку.

– Что за комната налево? – спросил Бут, его голос прозвучал совсем близко.

– Там кабинет.

Должно быть, они стояли у самой арки, ведущей в гостиную.

– Такому большому старому медведю, как ты, кабинет не нужен, – вставил Освальд.

Если бы я попытался переместить вес на другую ногу, подо мной могла скрипнуть половица. В гостиной свет не горел, это радовало. Свет из прихожей отбрасывал мою тень мне за спину, а не перед ними. Но я мог слышать свое дыхание, неглубокое и учащенное, а еще – собачье дыхание, и вот это не радовало. Если б они прислушались, то услышали бы его, так близко стояли, и тогда дыхание жизни тут же стало бы дыханием смерти. «Вдохни и задержи дыхание», – приказал я себе.

– Ты открываешь дверь и входишь первым, шериф, – в голосе Бута явственно слышалась угроза.