«Кроме приведенных недочетов в деятельности Киевского Охранного Отделения замечается явное стремление, вопреки § 42 Инструкции, присваивать результатам обысков значение агентурных сведений. Так например в Июле 1907 года по обыску у Чемериса были обнаружены гектографы и паспорт Золотова; основываясь на этих данных, Охранное Отделение в отношении Чемериса высказало, что у него на квартире по агентурным указаниям проживал Золотов, печатавший на гектографе прокламации; между тем свидетельскими показаниями было установлено, что Золотев никогда в этой квартире не жил, а впоследствии документально выяснилось, что он умер уже в Ноябре 1906 года».

Вот какова официальная оценка Департамента Полиции тех «сведений», которые были даны Дм. Богровым Киевскому Охранному отделению.

Оказывается, что ни одно из лиц, названных им охранному отделению не пострадало по его вине, так как лица эти либо вообще не подвергались аресту, обыску или привлечению к дознанию, следствию и суду, либо уже были привлечены к ответственности перед тем, как о них упоминал Дм. Богров, или были уже известны охранному отделению по сведениям, поступившим от других сотрудников, а также в результате ранее произведенных у них обысков.

И такой важный документ, совершенно опровергающий значение справки Киевского охранного отделения о деятельности Дм. Богрова, остается Струмилло неизвестным, и ни он, ни позднейшие исследователи о нем ни слова не упоминают!

Если мы далее обратимся к делу ревизии сенатора Трусевича и его же производству «о преследовании должностных лиц при охране его Высоч. Пребыв, в Киеве в 1911 г.», то найдем здесь eщe более подробный материал для характеристики тех «сведений», которые были сообщены Дм. Богровым Киевскому охранному отделению. К сожалению, в этом отношении я лишен возможности цитировать те материалы, на которые ссылаюсь, так как имевшиеся в моем распоряжении копии должен был передать при выезде заграницу Начальнику Проскуровского Особого Отдела.

Поэтому я восстановляю по памяти то заключение, к которому пришел сенатор Трусевич в результате тщательного обследования дела Дм. Богрова, в связи с расследованием дел Киевского охранного отделения.

Заключение это по смыслу своему таково:

«Рассмотрение характера сотрудничества Дм. Богрова в Киевском охранном отделении и сообщенных им «сведений» приводит к тому заключению, что сведения эти в большинстве случаев носили совершенно безразличный характер и никак не могли оправдать того доверия, которое Кулябко и остальные чины, которым была поручена охрана пребывания государя в Киеве, проявили в отношении Дм. Богрова.

Единственное дело, по которому сведения Дм. Богрова быть может имеют известное значение, это дело Мержеевской. (По сведениям Струмилло «выданная Богровым и арестованная 11-го октября 1909 г. в Киеве Мержеевская пробыла в заключении, подверглась исследованию психических способностей и, хотя дело о «покушении на жизнь государя в 1909 г.» было прекращено за недостатком улик, Мержеевская 28-го ноября 1911 г. по постановлению особого совещания была выслана в Якутскую область на 5 лет». (Красная Летопись 1923 г. № 9 стр. 183). — Таким образом оказывается, что от «выдачи» Дм. Богровым и Мержеевская не пострадала в 1909 г.! И в этом случае «сведения», сообщенные Дм. Богровым, не вызвали решительно никаких серьезных последствий. Нет сомнения, что это великолепно предвидел в данном случае, как и в остальных, Дм. Богров, так как Мержеевская, бывшая общей знакомой семьи Трахтенберг в Киеве, была всем известна, как человек умственно ненормальный и невменяемый, в виду чего ей никакого наказания не могло угрожать. Кроме того, Мержеевская отличалась таким легкомыслием н болтливостью, что сообщенные Дм. Богровым сведения о покушении на жизнь государя разглашались ею самой между всеми знакомыми и несомненно уже давно являлись достоянием Киевского охранного отделения. Между прочим, очень характерно, что согласно этим «сведениям» Мержеевская, отправлявшаяся в Крым для того, чтобы в условленный день и час бросить в государя бомбу, не совершила этого террористического акта, так как… «опоздала в Варшаве на поезд». Неужели такой случай возможен с серьезным террористом?

Что же касается того, что Мержеевская 28-го ноября 1911 года была выслана в Якутскую область, то это, ведь, случилось уже после смерти Дм. Богрова. Неужели же и после смерти продолжали поступать от Дм. Богрова «сведения» в охранные отделения?!)

Имеется полное основание утверждать, что Дм. Богров, известный Киевскому охранному отделению, как революционер-анархист, водил Кулябко за нос и использовал охранное отделение для достижения своих революционных целей».

На основании изложенного сен. Трусевич и пришел к заключению о том, что лица, руководившие охраной государя, а именно ген. Курлов, полк. Спиридович, статск. сов. Веригин и подполк. Кулябко виновны в преступной небрежности по службе, превышении и бездействии власти, и подлежат привлечению к законной ответственности за эти преступления.

Ввиду всех этих соображений, которые по моему глубочайшему убеждению найдут со временем ряд новых подтверждений при тщательном изучении всех материалов по делу Дм. Богрова, я и прихожу к тому выводу, что связь, установленная Дм. Богровым с охранными отделениями, сперва с Киевским (с 1907 по 1910 г.), затем с Петербургским (в 1910) и, наконец, снова с Киевским (в 1911 г.) являлась лишь продолжением его анархической революционной работы. Дм. Богров сообщал охранному отделению безразличные или заведомо ложные сведения, имея в виду в надлежащий момент использовать свою связь с ним в революционных целях. До настоящего времени остается недоказанным, чтобы Дм. Богров кого либо из революционеров, будь то его товарищи по группе анархистов, или члены других партий, выдал и причинил кому либо из них какой либо вред.

В противовес умозаключениям Струмилло, сделанным, как мы видели, на основании тенденциозно подобранного материала, интересно привести суждения по этому поводу ближайших товарищей Дм. Богрова, основанные на наблюдении действительных фактов из общей их анархической работы.

Г. Сандомирский приводит целый ряд доказательств того, что наиболее серьезные документы и сведения по группе анархистов, вверенные Дм. Богрову, оставались всегда неизвестными для охранного отделения. Так, Сандомирский сообщает следующее: