— О, Вере, я с самого начала знала, что у нас так будет, — ее голос отражал силу ее чувств. Сердце девушки пыталось вернуться к привычному ритму.

Как она могла не любить его и не хотеть, чтобы и он ее любил, после всего произошедшего? Они так подходили друг другу, он так естественно дополнял ее, как никто другой никогда бы не смог. И она в их любви отдавала ему себя совершенно и полностью. Ей хотелось, чтобы так был зачат их ребенок — в акте полной отдачи и получения, чтобы малыш с рождения нес в себе дар этой любви.

— Останься со мной, — прошептала она.

Как все это получилось? — спрашивал себя Вере, держа ее в своих объятиях. Он совсем не за этим шел сюда.

Неужели? Он действительно в это верил? Или не знал, что может случиться, если даже просто дотронется до нее?

Сэм заснула. Вере прижался щекой к ее затылку. Казалось таким естественным быть рядом с ней!

«Останься со мной» — эти ее слова как исцеляющее прикосновение к незаживающей ране перекрыли собой его детский отчаянный крик «Не покидайте меня!».

Сэм проснулась, ее рука нащупала рядом с собой пустое место. Он ушел, оставил ее. Девушка почувствовала боль и разочарование.

Откуда-то доносился запах кофе. Двери во внутренний дворик были открыты, пропуская в комнату яркий солнечный свет. Сэм надела халат — его полупрозрачные рукава доходили ей до самых кончиков пальцев — и вышла в сад.

Солнце согревало ее кожу, слышалось жужжание пчел. Наклонившись, она вдохнула аромат только что распустившейся розы. Тень упала на дорожку.

— Вере!

Принц уже успел принять душ, его волосы были еще влажные, и, когда он подошел к ней, она почувствовала аромат дорогого мыла.

— Я хотел бы поговорить с тобой, — тихо сказал Вере.

Он проснулся еще перед рассветом, ощущая приятную тяжесть ее тела в своих руках. Но куда менее приятная тяжесть лежала у него на сердце.

— Если это насчет одежды… — начала Сэм.

— Нет, речь не об одежде. — Он замолчал и посмотрел на нее. — Когда мы впервые с тобой встретились в Зуране, ты ведь не знала, кто я?

— Нет, конечно.

Вере вздохнул.

— Я знаю, ты подумал… но я обычно… я просто ничего не могла с этим поделать, — призналась Сэм. — Я смотрела на тебя и знала, что моя жизнь изменилась навсегда.

Как ему пришло в голову обвинить ее в двуличии? Искренность так и светилась в ее глазах, заставляя его еще острее чувствовать свою вину.

— Я… я тоже… это чувствовал.

Его поразило, что он смог признаться в этом. Но он был просто вынужден это сделать, не в силах помешать словам, которые рвались у него из сердца.

— Не то чтобы я этого хотел…

Что-то изменилось, она чувствовала это.

Может, случилось чудо? Может, Вере полюбил ее?

— Когда я приехал в лагерь, нам стало известно, что в команде есть человек, которому платит эмир. Эмир наш сосед, и мы с ним неплохо ладим, но он, что называется, политик старой школы и любит создавать ситуации, которые работали бы на него. Нас предупредили, что, возможно, он собирается поднять вопрос о законности наших границ. Не потому, что у него есть сомнения в этом. Нет. Он просто хочет поставить нас в невыгодную позицию — позицию ответчиков.

Сэм слушала, гадая, каким образом это могло быть связано с его недавней враждебностью. Возможно, он был просто расстроен и озабочен? Нетрудно было представить, какой серьезной проблемой это могло быть для него как для правителя Дхурана.

Глаза его были опущены, говорил он медленно, тщательно подбирая слова.

— Когда я узнал, что ты заинтересовалась руслом реки…

— Ты рассердился на меня? — решила помочь ему Сэм. Покачав головой, она дотронулась до его руки. — Мне было очень больно тогда, потому что я не могла понять, в чем причина такого отношения ко мне. Но теперь я понимаю. Ты, кстати, узнал, кому платил эмир?

Ну вот, теперь он может сказать все. Она сама подтолкнула его к этому. Тупая боль разлилась внутри его живота. Сэм была так нежна, так терпелива, с таким пониманием слушала его! У нее не было ни малейшего представления, насколько он недостоин такого отношения, какой порочной и злонамеренной считал он ее в своих мыслях.

— Я думал, что знал. — Вере отвернулся. Он не смог бы вынести ее взгляда. Не смог бы заставить себя увидеть, как уйдет теплота из ее глаз, уступив место презрению, которого он вполне заслуживал.