Это казалось наилучшим выходом, чем пытаться заставить ее уйти, используя легкую палку.

Джейн быстро собрала свою сумку, натянула кроссовки с разноцветными шнурками — может быть и не самыми шикарными, но определенно цветными — и поспешила окунуться в манхэттенский вечер. На нее накатили цвета и запахи двадцатого века, убеждая, что она больше не заперта в викторианской мастерской. Она сделала глубокий вдох, повесила сумку через плечо и направилась вниз по улице к своей арендованной квартире, на время выкинув из головы мысли о крысе.

К тому времени, когда Джейн достигла здания, в котором находилась ее квартира, она была вся в поту и сердита. Медленно поднявшись по лестнице на три пролета, она остановилась перед своей дверью, дожидаясь пока восстановится дыхание, и лишь затем повернула ключ в замке и пригласила саму себя в свои «шикарные» апартаменты на чердаке. Включив свет, девушка захлопнула за собой дверь и прислонилась к ней спиной, позволяя сумке соскользнуть на пол. Быстрый осмотр помещения сказал ей, что она действительно находиться в черно-белом пространстве, которое сама же и создала после переезда в Нью-Йорк. Джейн была убеждена, что черно-белые тона прекрасно помогут ей поддерживать ее изысканное дизайнерское «я» и не будут играть никакой иной роли, кроме как для усиления ее творческого потенциала.

Но в последнее время она начала сомневаться, что эта цветовая схема благотворно влияет на ее душевном состоянии.

С тяжелым вздохом девушка оттолкнулась от двери и направилась прямиком в спальню, чтобы сменить требуемую ей на работе одежду темных цветов — «не дай Бог, если мы будем конкурировать с невестами, дорогая!» — на что-нибудь другое, в крайнем случае, на удобный спортивный костюм светло-серого оттенка. Обычно она находила свою спальню, во всей ее белоснежной чистоте, успокаивающей. Но сегодня та казалась ей просто стерильной.

Джейн быстро подвела итоги того, что съела за день, и поняла, что последний M&M's был лишним, поэтому, перекрестившись, поклялась в отдаленном будущем держаться подальше от автоматов по продаже закусок. Возможно, пока ей не исполниться сорок, в следующее десятилетие или около того.

В окружающей же ее цветовой схеме было одно отклонение — приданное, которое родители заставили ее взять с собой. Это была красивая роскошная черешня, которая росла под ее крошечным окошком и, при ближайшем рассмотрении, манила к себе нежным сиянием. Джейн знала, что было в стволе.

Это манило ее, искушало.

Но она также знала, к чему могло привести подглядывание, поэтому резко отвернулась и начала рыться в комоде в поисках чего-либо подходящего для проведения своего после– рабочего пятничного вечера в просмотре старых фильмов.

Как только Джейн сменила униформу Уизерспун на более удобную одежду, то сразу же приготовила легкую закуску и поставила ее рядом с пультом от телевизора. Она не могла позволить себе кабельного, но общественное телевещание [6] всегда показывало что-то полезное по пятничным вечерам.

— Здорово, — проворчала она, включая и тут же готовясь выключить телевизор. — Овцы.

О-о-о, но это были овцы из Шотландии, и этого было достаточно, чтобы убрать палец с пульта. Шотландия и все эти овцы, стойко жертвовавшие всем, чтобы дать шерсть… Пальцы Джейн зачесались только от мысли об этом. Честно говоря — и об этом она никому на работе не говорила, чтобы не испортить впечатление о себе, только как о потребителе сотканных вещей — дай ей в руки пару спиц, и она сможет сотворить чудо.

А также пряжу разноцветных тонов.

Джейн смотрела передачу до тех пор, пока не узнала об овцах и их повадках больше, чем ей бы хотелось, затем выключила телевизор и забралась на кровать.

И во сне она видела шотландских овец.

И снова в мастерской…

Йен поднял меч и его кончиком подцепил один из подобранных им пакетиков с едой. Разорвал наружную оболочку, засунул руку внутрь и схватил несколько хрустящих кусочков мяса. Пережевывая их, он рассматривал слова, выгравированные на наружной стороне пакета. « Cheetos» [7] . Похрустывая ими, он вдруг с беспокойством посмотрел на оранжевые остатки на своих пальцах. Что только усилило испытываемое им беспокойство. Но Йен продолжал жевать, убежденный в необходимости какого-либо питания, какое только можно получить, и, размышляя над ужаснейшей ситуацией, в которой оказался. Он был мертв, что вполне очевидно, поскольку находился не в яме Фергюссона. Но, что его заинтересовало, так это почему его смертное тело все еще испытывает боль. Йен не сомневался, что должен был покинуть свое тело на пути в загробную жизнь. Но он сохранил его, как впрочем, и все его недостатки.

Оглядевшись, он понял, что находиться в пещере, заполненной белыми платьями. Сначала он не заметил их, поскольку проснулся в кромешной темноте. Затем слабый свет проник сквозь окно, принося с собой понимание того, что он больше не в башне Фергюссона. С трудом встав на ноги, Йен принялся за отчаянные поиски пищи и воды.

Лишь спустя некоторое время он заметил небольшую коробку, полную пакетиков. Воду он обнаружил там же, в небольшой коробке, и попробовал странный экзотический вкус. Напиток ему понравился. Еда чуть меньше.