— Вообще-то, не думаю, что рискну поесть, — обеспокоенно сказал он. — Этим утром меня заставили пережить поздний завтрак — лондонский поздний завтрак, не меньше. И я все еще пытаюсь удержать его внутри.

— Я должна испытывать к тебе жалость? — спросила Сани, резче, чем хотела.

Камерон не отреагировал. Его улыбка исчезла, и он выпил чай, затем медленно протянул ей чашку. — Что я такого сделал, что ты меня так не любишь?

Она неуверенно переступила с ноги на ногу.

— Я не не люблю тебя.

— Тогда почему так злишься на меня?

— Я не злюсь на тебя.

— Тогда почему, госпожа Саншайн, Вы каждый раз убегаете, стоит мне подойти к Вам?

Потому что смотреть в его сверкающие голубые глаза и видеть, что он ее не узнает… это убивало ее.

Потому что, когда он стоит в четырех шагах от нее, и она знает, как почувствует себя, если пройдет эти четыре фута, бросившись к нему в объятия, убивало ее. Потому что, глядеть на его рот, который был так красив и знать, какие чудеса он мог подарить ей, убивало ее.

Сани крепко ухватилась за первую мысль, что пришла ей в голову.

— Почему тебя это так заботит? — спросила она.

Камерон задумался и очень осторожно подобрал слова.

— Я не уверен, что у меня есть достойный ответ на этот вопрос.

— Спасибо, что все равно приложил усилия, — едко заметила она. Сани сказала так, потому что было легче быть злой, чем уязвленной — а у нее не было причин чувствовать себя уязвленной. Человек потерял несколько важных воспоминаний, и его нельзя было винить за то, что он делал с ней.

Но его можно было обвинить в том, что он оставался в ее доме, когда должен был стоять где-то в другом месте. Она отвернулась и вымыла чашку. Это даст ему время надеть сапоги и пальто и катиться к черту.

Сани слышала, что он ушел. Это было многообещающе.

Она поставила кружку на сушилку и закрыла глаза, когда услышала, как открывается входная дверь. Она судорожно вздохнула и обернулась, когда дверь снова закрылась.

Камерон, к сожалению, стоял не с той стороны двери.

Он прислонился к коску и посмотрел на нее.

— Буря ужасная. Там слишком сыро, чтобы выходить.

Сани почувствовала, как ее рот открылся от удивления.

— Что?

Он прошел через комнату и прислонился к маленькой кухонной стойке, которая отделяла кухню Морейж от гостиной. — Моя лошадь совершенно счастливо устроена в твоем сарае, и я думаю, что буду настолько же счастлив, устроившись у тебя на полу. — Слабо улыбнувшись, он посмотрел на нее. — Мне даже не понадобится подушка.

— Но ты не можешь остаться здесь, — сказала она удивленно.

— Я не предлагал ничего непристойного, — легко сказал он. — Просто немного высокогорного гостеприимства.

— Ха, — фыркнула девушка. Сани подмывало напомнить ему все случаи, которые плохо заканчивались для хозяев, но удержалась. — Думаю, на сегодня я исполнила свой долг.

Он улыбнулся.

— Но ты, конечно, не хочешь, чтобы меня рвало всю дорогу до дома, не так ли?

— А почему тебя должно рвать?

Он бросил на нее взгляд.

— Я представляю себе, что ты положила в этот чай, женщина. Думается, ты почувствовала бы себя немного виноватой, отказывая в своей ванной.

Она закрыла глаза, зная, что ее зажали в угол, и она была совершенно неуверенна, как будет оттуда выбираться. Хуже того, она не знала, хотела ли выбираться.

Это было безумие. Ее планы расспросить его исчезли, ее решительность выпроводить его на улицу испарилась, и сейчас она серьезно думала над тем, чтобы позволить ему провести ночь в ее доме. Только одна вещь, заставляла казаться эту затею не очень разумной. То, что он проведет большую часть ночи в ее ванной у унитаза.

Он потянулся через стойку и взял ее руку. — Если бы у тебя нашлось одеяло для меня, я был бы очень благодарен.

— У тебя совершенно нет совести.

— Но есть честь.

Сани глубоко вдохнула, затем устало пошла ему за одеялом и подушкой. Закатив глаза, она немного дольше искала матрас, который, она знала, валялся в глубине ее небольшого чулана. Сани удостоверилась, что его пледы были надежно сложены в ящике, куда она положила их днем, взяла сменную одежду для него, затем пошла в ванную и переоделась в спортивный костюм.

Сани смотрела в зеркало, когда чистила зубы.

Не было ничего удивительного, что он хотел только чай и место на полу. Она была похожа на черта.