– Я… да.

– Ну, если сильно упростить, то хилла – остатки генерального штаба той самой армии.

"Генерального штаба?!"

А Сьолвэн продолжала, словно не замечая моей реакции (ожидаемой, надо полагать):

– Владыка бил точно, бил больно, и неспроста его называли Владыкой Изменений. Те изменения, которыми балуются маги-химерологи и некоторые целители – лишь тень бледной тени того, на что был способен во времена своей полной мощи архидемон. Маги – даже маги высшие, вроде меня – изменяют лишь плоть. И ещё – энергооболочки. Вплоть до уровня душ. А вот Владыка с лёгкостью изменял абстрактные сущности, не имеющие никакогоматериального воплощения. Используя при этом собственную сущность, точнее, её брызги. Он словно яд распылял…

– Заражение компьютерным вирусом?

– Тоже близко, но не совсем то. Впрочем, словами и даже формулами этого всё равно не объяснишь. Так вот, если большинство атаковавших его властительных риллу Владыка всего лишь ослепил, оглушил и раздробил, лишив их тех связей, которые у людей зовутся семейными, то с хилла он поступил иначе. Их он вдобавок извратил, испортил… с точки зрения риллу. Хотя с равным успехом случившееся можно называть нейтральным словом "изменил". Хилла сохранили семейные связи, но при этом в их сущности намертво вплавилось демоническое начало.

– То есть хилла – полудемоны?

– Говоря грубо, да. Но их вполне можно назвать и полусмертными. В них осталось слишком мало общего с Летящими Сквозь Сон, их древнейшими предками. Практически ничего не осталось. Ныне хилла существуют в той же самой нише, которую занимают люди, харлавы, бохху и другие виды разумных существ. Хилла старательно вытравляют в себе все отклонения от эталона, но при всём желании не могут избавиться от оков, превращающих их души (как и души прочих демонов) в пленников Пестроты. Если взглянуть на них глазами людей, хилла получили бессмертие: даже умирая, они не забывают себя. Но если посмотреть под иным углом, они утратили свободу реинкарнаций. Закостенели. Лишились гибкости.

– Как риллу.

– Верно подмечено, – кивок. – Именно что как риллу. Только у риллу сохранилось право менять занавески на окнах своей камеры и переставлять мебель, а у хилла и того нет. Они как лежачие, полностью парализованные больные: всё понимают, но ничего не могут.

– Но на что-то они ведь всё же способны?

– А вот об этом лучше поговори с Ладой. Если ты будешь внимателен, ей найдётся, чем тебя удивить. Кстати, Рин, ты способен обращать навыки друида на самого себя?

– А что…

Я не договорил. Потому что ощутил, как прерывается поток заклятий, которыми Сьолвэн и Айс заливали меня на протяжении всего разговора.

Использовать ламуодля самопознания? Хм… попытка – не пытка, верно?

Строго говоря, искусство друидов похоже на магическое тем, что направлено вовне. В его центре находится собеседник, именно с ним сокращают до нуля дистанцию общения. Но нельзя понять другого, не понимая себя. Вот только Говорящий С Животными учил меня рассматривать собственное сознание лишь как фрагмент чего-то большего. Видеть скорее фундамент и гору под ним, чем здание, именуемое Рин Бродяга. Друид – часть мира, друид – часть человечества…

А кто сам друид? Без обобщений, вне призмы классов и систем, в которых он отражается?

Когда-то я пытался ответить на этот вопрос, но не нашёл какого-то определённого ответа, противоречащего сказанному наставником. И успокоился. А потом стал полувампиром и забросил теорию ламуоради магии. Но не пора ли вернуться назад, чтобы проверить на прочность старые догмы? Неужели всем изменениям, которые я претерпел – грош цена, неужели я по-прежнему одна из песчинок, сливающихся с фоном?

Первые же шаги навстречу пониманию доказали: нет.

Я начал с того, что попроще: с собственного тела. И немедленно усомнился в словах Айса, утверждавшего, что поправки, внесённые Сьолвэн, незначительны. Ну, то есть на внешности моей они действительно не отразились, но вот ощущения… я с трудом узнавал себя!

И первое, что изменилось, что было заметнее всего – чувства. Стоило мне заглянуть в себя, как сфера восприятия плавно и вместе с тем стремительно до лёгкого головокружения начала разрастаться. Чувства мага богаче, чем у простых людей, но ни о чём подобном я даже не мечтал.

То, что раньше становилось доступно лишь при использовании сенсорных техник, ныне, кажется, должно было сделаться для меня нормой. Острота и текучесть ощущений завораживали. Без малейших усилий, словно всегда умел это делать, я выделил на фоне многоголосой симфонии джунглей звук, с каким билось в груди у Айса сердце. Потом с той же лёгкостью разделил на составляющие витающую в воздухе смесь запахов. Потом обратился мыслью к течениям энергии эши… и завяз в исследовании множества взаимосвязанных изменений.