На двери черного хода имелся кодовый замок – старой конструкции, с десятью шпенечками-цифрами. Цифры 1, 3 и 9 оказались настолько отполированы людскими пальцами, что не оставалось никаких сомнений по поводу секретной комбинации. Девушка нажала 139, замок сработал, она толкнула дверь и очутилась в полутьме подъезда.

Дыхание на секунду перехватило. Леся поднялась по ступенькам к лифту, а потом стала медленно спускаться в сторону парадных дверей, на улицу. В будке консьержа кто-то сидел – не дай бог все-таки окажется та же самая мадам, что дежурила в субботу… Вдруг она ее узнает?!.

Девушка старалась оставаться спокойной, однако обострившиеся от притока адреналина чувства фиксировали каждую деталь… Полураскрытая дверь… За ней журчит вода, белеют раковина и унитаз… Видимо, в подъезде устроили специальный туалет для консьержей… Объявления на доске, график дежурств – в нем, как и предполагала Леся, четыре фамилии: значит, она права, привратники заступают на сутки через трое… Консьерж за окошком, дядечка, сидит вполоборота, вперился в переносной телевизор…

Леся небрежно бросила ему, как своя: «До свидания», – вахтер даже не посмотрел в ее сторону. И тогда она нажала на кнопку замка, распахнула дверь и вывалилась в солнечный простор Патриарших.

Леся шла по Большой Бронной по направлению к Тверской и размышляла. В движении ей всегда хорошо думалось. Она не замечала ни машин, еле тащившихся друг за другом ей навстречу, ни редких прохожих, ни солнца, бросавшего лучи поверх крыш откуда-то со стороны бульвара… Она прикидывала, тасовала и раскладывала варианты.

Хорошо, что Леся не поддалась первому порыву и не стала звонить Нику прямо из брагинского дома. Теперь, по зрелом размышлении, Леся готова была поклясться, что Вера Петровна сегодня впервые услышала фамилию Кривошеева и до этого дня даже не ведала о его существовании. Почему тогда Ник вкручивал Лесе, что они выполняют задание жены Брагина? Что она заказчица и слежки, и последующих пикантных фотографий с Лесиным участием?

В искренности сыщика девушка засомневалась уже давно, а теперь и вовсе уверилась: Кривошеев ведет двойную игру. Он врет ей или, по меньшей мере, чего-то недоговаривает. Пора спросить его, да по-серьезному, а это не телефонный разговор, и, значит, надо ехать в офис.

А с убийством продюсера вообще полные непонятки. Арестован его старший сын. Младший, наркоман, находится неизвестно где – то ли в бегах, то ли в притоне. Мамаша уверенно заявляет о невиновности старшего и даже просит частных сыщиков разобраться в его деле. И прямо указывает, что мужа убила либо Манирова, либо Борисоглебский. (Жаль, Леся не проявила настойчивости, не вытащила из дамочки подробности: почему она считает убийцей сценариста? Или актрису?) Однако не стоит забывать и о самой вдове. Кто, согласно Семейному кодексу, унаследует совместно нажитое имущество Брагиных? Вдова. (Они – люди старой школы и вряд ли заключали какой-то брачный контракт.) Значит, с точки зрения мотива Вера Петровна – первейшая подозреваемая. А уж возможностей убить супруга у нее было предостаточно, и даже более благоприятных, чем у кого-либо еще, – в этом Леся сегодня убедилась вполне наглядно. Предположим, дело обстояло следующим образом: дамочка находилась дома и из своего окна случайно увидела, что продюсер с какой-то девицей (с ней, с Лесей!) входит в свой подъезд. Вера Петровна быстренько спускается из своего подъезда через черный ход, попадает во двор, а оттуда проникает в соседнее парадное, где проживает благоверный. Ее прихода не замечает никто, даже консьержка… Брагина поднимается на второй этаж – дверь в квартиру супруга оказывается открытой, муженек смотрит эротическую передачу, а в ванной шумит вода, и, значит, там плещется девица… Следует короткая разборка с мужем, и в припадке гнева Вера Петровна бьет супруга по голове кочергой для камина… Ужасается содеянному, выбегает из квартиры – и тем же самым путем, что пришла, возвращается к себе…

Но ведь подобным образом, через двор, в жилище продюсера мог проникнуть кто угодно… И тот же старший сын (не зря его арестовали!)… Допустим, он находился на тусовке, увидел, как папаня удаляется из ресторана с девицей, пошел незаметно следом и… А дальше все по той же схеме: проник в квартиру, ударил… потом убежал, воспользовавшись черным ходом… А со двора ушел, перепрыгнув через кладку, к которой как будто специально приставлен помойный контейнер… И Борисоглебский, наверное, мог действовать тем же макаром… И Манирова… (Почему все-таки Вера Петровна считает, что убийца кто-то из этих двоих?) Мог совершить преступление и младший сынок – от наркоманов вообще можно ожидать чего угодно, им и мотивов особых не надо…

Убийца мог войти и прямо через парадное… Правда, есть риск – его опознает консьержка… Однако сегодня привратник даже не заметил Лесиного ухода… Нет, Лесе надо преодолеть страх и все-таки побеседовать с той консьержкой, что дежурила в вечер убийства… Скажем, завтра – уже будет среда, и, значит, черед караулить подъезд наступит для той самой привратницы, что дежурила в день убийства…

Девушка настолько погрузилась в свои мысли, что даже не заметила, как дошла до «Пушкинской», спустилась в метро, села в поезд… А потом, на автопилоте, раскачиваясь в вагоне, едва не проехала свою станцию…

Леся настолько увлеклась расследованием, что даже забыла позвонить Васечке. Хотя нет, неправда. Положа руку на сердце – ничуть она не забыла. Просто утром, на свежую голову, решила рассуждать здраво. И ум с волей постановили: не надо делать никаких шагов навстречу Васе. Не надо никому из них двоих. Ни ей, ни, самое главное, ему. Зачем она будет мучить хорошего, милого мальчика? Ведь она никогда не сможет дать ему всего, что он хочет. И что? И, значит, играть им, кокетничать и завлекать его с ее стороны бездушно и непорядочно. Зачем звонить, встречаться – зачем? Стоит только дать себе волю, и их отношения начнут развиваться, они станут привязываться друг к другу… А потом, в один прекрасный момент, она, Леся, выльет холодный душ на Васину голову – оттолкнет его. Не сможет не оттолкнуть. И зачем тогда им вообще встречаться – сегодня, завтра, послезавтра? Чтобы в итоге заставить страдать и его, и себя?

Недальновидно и глупо. Лучше уж вообще ничего не начинать. Получится глупо, глупо, глупо…

К тому же Вася ей тоже не звонит. И от этого ей было досадно. Она понимала, что чувствовать досаду в ее случае глупо, но ничего не могла с собой поделать.

Так и вертелись у нее в голове эти слова – глупо, глупо, – пока Леся ехала на маршрутке до НИИ, где арендовал офис Кривошеев. И когда проходила мимо вахтера (слава богу, дежурил не тот же самый, что в ночь с субботы на воскресенье, который видел их с Ником полуночное явление и ухмылялся). И когда поднималась по парадной лестнице и шла запутанными коридорами бывшего храма советской науки и техники.