Узкая дорога опустела. Везде валялись опрокинутые фургоны, напоминавшие пересохшие на солнце валуны. Русло былого потока перегородили искореженные части орудий, трупы лошадей.

Тем временем рана юноши почти перестала болеть. Но от страха разбередить ее он все равно старался двигаться помедленнее. Голову он держал неподвижно и только и думал, как бы не споткнуться. Он был в непрестанном напряжении, лицо у него дергалось и морщилось в предчувствии боли от любого неверного шага. Он шел, ни на минуту не переставая думать о своей ране. Ощущал ее как что-то холодное, влажное, и ему казалось, что из-под волос сочится кровь. Голова как будто распухла и стала слишком тяжелой для шеи.

Его очень тревожило это безмолвие боли, ее тихие, но пронзительные голоса он воспринимал, как сигналы опасности. По ним судил о своем состоянии. А когда они зловеще замолчали, струсил, и ему стали мерещиться страшные пальцы, вцепившиеся прямо в мозг.

Одновременно в памяти юноши всплыли разрозненные картины прежней жизни. Он вспомнил кушанья, которые стряпала дома его мать, с особенным вкусом - свои любимые. Увидел накрытый стол. Сосновые стены кухни лоснились в теплом свете пылающего в плите огня. Вспомнил, как вместе с товарищами бежал после школы на берег тенистого пруда. Увидел свою одежду, раскиданную в беспорядке по траве. Всем телом ощутил благодатное прикосновение свежих водяных струй. Низко склонившийся клен певуче шелестит листвой под ветерком совсем еще юного лета.

Юношу начала одолевать мучительная усталость. Голова склонилась на грудь, плечи ссутулились, как под тяжким грузом. Он еле волочил ноги.

И все время решал вопрос: лечь ли ему тут же на месте и уснуть или дотащиться до какого-нибудь укромного уголка. Попытки не думать об этом ни к чему не привели, тело упрямо требовало своего, а чувства капризничали, как избалованные дети.

Вдруг над самым его ухом раздался бодрый голос:

– Тебе, видно, совсем худо, парень?

Не поднимая глаз, юноша, с трудом ворочая языком, произнес:

– Угу.

Обладатель бодрого голоса крепко взял его под руку.

– Не беда,- сказал он, добродушно посмеиваясь.- Мне с тобой по дороге. Нам всем сейчас по дороге. Я тебе малость подсоблю.

Они шли, точно хвативший лишнего гуляка с приятелем-поводырем.

По дороге солдат расспрашивал юношу и сам же помогал ему отвечать, как несмышленому ребенку. Порою перемежал вопросы какой-нибудь историей.

– Ты из какого полка? Из какого? Из 304-го Нью-Йоркского? А в какой корпус он входит? Вот так так! А я-то думал, он не был в сегодняшнем деле - он же в центре стоял. Выходит, и он был. Что говорить, сегодня на всех хватило горячих пирогов. Я сколько раз думал - ну, сейчас мне крышка! Там палили и здесь палили, там орали и здесь орали, так что я под конец, хоть умри, уже не мог разобрать, на чьей я стороне. То, думаю, да я ведь прямиком из Огайо, а потом поклясться готов, из самой

что ни есть заядлой Флориды. В жизни не представлял себе такой дьявольской каши. А эти леса кругом и вовсе с толку сбивают. Чудо будет, если мы нынче ночью разыщем наши полки. Ну ничего, скоро мы начнем встречать часовых, и разводящих, и черта, и дьявола. Ого! Видишь, офицера тащут. Смотри, как у него рука висит. Бьюсь об заклад, он свое отвоевал. Не станет больше болтать о своей репутации и всякой белиберде, когда у него конечность оттяпают. Вот бедняга! У моего брата точно такие же бакенбарды. А как ты забрел сюда? Твой полк вроде бы стоит совсем в другой стороне. Ну ничего, разыщем. Знаешь, в моей роте сегодня убило парня - лучше на всем свете не сыщешь. Джек его звали. Эх, какой был парень! Просто душа горит, как подумаешь, что старину Джека наповал убили. У нас передышка была, и все равно ребята кругом носились как очумелые, но мы спокойненько стояли на месте, и тут подходит к нам эдакий здоровенный толстяк, хватает Джека за локоть и спрашивает: «Как тут к реке пройти?» Джек на пего внимания не обращает, а тот знай трясет Джека за локоть и твердит свое: «Как тут к реке пройти?» Джек в это время на опушку смотрел, все приглядывался, не выползают ли из лесу серые, и он долго на толстяка внимания не обращал, но под конец повернулся и говорит ему: «Иди ты к чертям в пекло, там тебе покажут дорогу к реке». И вот тут-то пуля и угодила ему в висок. Он в чине сержанта был. И это были его последние слова. Ох, хоть бы удалось нам разыскать наши полки сегодня! Нелегкое это дело, будь оно все проклято! Но ничего, как-нибудь разыщем!

Во время этих поисков юноше казалось, что солдат с бодрым голосом владеет волшебной палочкой. Он с непостижимой ловкостью выбирался из самых непроходимых лесных зарослей. При встречах с часовыми и патрулями обнаруживал сметливость сыщика и отвагу сорвиголовы. Препятствия во мгновение ока становились его помощниками. Юноша, по-прежнему свесив голову на грудь, безучастно следил, как его спутник справляется с любыми затруднениями и обращает в свою пользу злокозненные обстоятельства.

Лес превратился в огромный людской улей, солдаты, потеряв голову, безостановочно кружили в нем, но бодряк продолжал уверенно вести юношу. Наконец он с радостным и самодовольным смешком воскликнул:

– Ну вот и пришли! Костер видишь? Юноша тупо кивнул.

– Там и стоит твой полк. А теперь прощай, парень, желаю удачи.

Горячая и сильная рука на секунду сжала вялые пальцы юноши, затем он услышал бодрое и вызывающее посвистывание, которое все удалялось и удалялось. И когда тот, кто так дружески помог ему, навсегда скрылся из его жизни, юноша вдруг сообразил, что ни разу не видел лица этого человека.

Юноша медленно побрел к тому костру, на который указал, прежде чем уйти, друг-солдат. Едва передвигая ноги, он думал о предстоящей встрече с товарищами. Не сомневался, что очень скоро в наболевшее сердце мон.зятся крылатые стрелы насмешек. У него уже нет сил на выдумки. Лучшей мишени и не придумаешь.

Его смутно тянуло уйти в непроглядную тьму и спрятаться, но голоса усталости и боли громко протестовали. Недомогающее тело требовало еды и крова любой ценой.

Шатаясь, он все ближе подходил к костру. Силуэты солдат, озаренных алым светом, отбрасывали черные тени, и какое-то шестое чувство подсказало юноше, что кругом на земле спят люди.

Вдруг перед ним выросла чудовищная черная фигура. Сверкнул ствол ружья.

– Стой! Стой!

Он было испугался, но тотчас подумал, что встревоженный голос ему очень знаком.