Почти всю вторую страницу «Ведомостей» занимало описание скандала с новым процессом Путилова. Причем сам факт, что приговор был заранее написан в императорском комиссариате, не вызвал у авторов материала никакого особого удивления, и они явно предполагали, что читатель будет с ними солидарен. Ну в самом деле, это же не карманная кража, ограбление инкассаторов или недотягивающее до государственного уровня мошенничество, чтобы вовсю демонстрировать независимость российских судов! А подрыв обороноспособности империи — при соучастии Путилова на вооружение чуть не была принята целая серия непригодных пушек. Так что в материале присутствовало даже некоторое недоумение: мол, а чего это ему тогда так мало дали? Были и гипотезы о причинах такой непонятной мягкости. Первая заключалась в предположении, что на следствии было продемонстрировано доселе невиданное и неслыханное раскаяние, от глубины которого расчувствовался даже ко всему привыкший Найденов. Вторая напоминала: суд состоялся сразу после победного окончания мировой войны, а значит, вполне могла иметь место определенная эйфория. Наконец третья гипотеза заключалась в том, будто бы в этот день канцлер встал не с той ноги.

Далее приводилась речь Найденова на пресс-конференции, состоявшейся вчера утром. Мельком глянув на общий вид материала, лаборант увидел несколько пометок «смех в зале». Он уже знал, что такое в описании выступлений канцлера появляется только тогда, когда этот самый смех фиксируется именно тем микрофоном, в который говорит оратор. То есть к описываемому процессу больше подходит слово «ржание».

Ну-ка, заинтересовался лаборант, чем это там Георгий Андреевич веселит народ? Ага, он отвечает репортеру «Труда»:

— Говорите, давление на суд? А вы можете одним словом охарактеризовать произошедшее?

— Могу — это недопустимо!

— Хоть слов получилось и два, я полностью к ним присоединяюсь. Готов подписаться под каждой буквой! И кто тут на кого давил: вы на меня или я на вас? Так и с судьей. Никто на него не давил — просто его мнение совпало с имеющимся у императорского комиссариата. Кстати, в отличие от нас с вами, не дословно, ибо судья зачитал текст с ошибками. Но вот то, что комиссариат выразил свое мнение столь коряво, не есть хорошо и будет сопровождено оргвыводами.

А ближе к концу канцлер кратко подытожил и заданные ему вопросы, и свои ответы на них.

— Господа, — сказал он, — суть всех сегодняшних и многих других взаимных недопониманий в том, что все знают слова «правительство», «государство» и «монархия». Однако четкого и принятого всеми определения этих понятий нет, а едва ли не у каждого есть свое мнение, что это такое и как оно должно работать. Так вот, позвольте познакомить вас с точкой зрения его императорского величества и канцлера. Ее относительная ценность не в том, что она более правильная, а в том, что планомерно воплощается в жизнь. Итак, правительство — это всего лишь наемный управляющий при народе. Его задача — организовать жизнь по правилам, способствующим наилучшей жизни этого самого народа. Однако в истории не было ни одного случая, когда это удавалось сделать без государства, которое мы определим как аппарат принуждения, необходимый правительству для выполнения его функций. Так вот, всегда и во всем мире, включая и самые что ни на есть оголтелые демократии, правительство срастается с государством, образуя касту. Ее еще иногда называют правящей элитой. И тот, кто по идее должен быть наемным управляющим, становится господином. Одни ведут себя честно, то есть заявляют народу: как я сказал, так и будет! Веревка для несогласных всегда найдется. Другие создают специальные структуры, именуемые демократическими институтами, которые убеждают народ, что он, оказывается, заказывал правительству именно то, чем оно осчастливит его на следующей неделе.

— Не берусь судить, что хуже, — продолжил канцлер после недолгой паузы. — Но наша с его величеством работа заключается в попытке улучшить ситуацию с помощью третьей силы, то есть монархии. Это еще одна каста, но совсем маленькая и стоящая над первой, то есть правительством-государством.

А ведь действительно, подумал лаборант, почему мне неприятно наличие прислуги в моем доме? Да потому что она, образно говоря, должна вести себя как правительство, то есть спросить у меня, как я себе представляю порядок и сколько буду за это платить, а потом поддерживать именно его. Но я боюсь, что прислуга поведет себя как государство, причем демократическое — то есть тихой сапой сделает все как ей удобнее, а денег выжмет столько, сколько посчитает нужным. Исходя из этого прислуга от дяди Жоры куда предпочтительней. Если он прикажет ей не борзеть, а ведь так обязательно и будет, то она и поведет себя соответствующе. Или окажется мгновенно замененной. Ага, дальше Найденов говорит как раз про это — необходимо обеспечить относительную открытость управляющей элиты. Ибо сама она стремится к состоянию абсолютно замкнутой касты, и только стоящая над ней монархия способна поддерживать как приток свежих людей, так и вылет несвежих, то есть ротация происходит в обе стороны. И данный процесс является одним из примеров того, каким способом человек может покинуть элиту. Да, но ведь и без него ясно, что особым разнообразием эти способы не отличаются. Хотя нет, все тот же неугомонный репортер «Труда» задает канцлеру именно этот вопрос.

— Вот к чему приводит отсутствие в вашей газете раздела светской хроники, — усмехнулся канцлер. — Может быть, кто-нибудь из представителей изданий, где она есть, расширит кругозор коллеги и расскажет, какое событие произошло четыре месяца назад?

На просьбу Найденова откликнулся представитель «Ведомостей» и на память зачитал заметку о том, что великий князь Андрей Владимирович подал заявление о выходе из великих князей. Оно удовлетворено, князю Андрею Романову установлен пенсион три тысячи рублей в год, вместо двухсот тысяч, которые он получал за приставку «великий» перед своим титулом. В настоящий момент он со своей женой Матильдой, урожденной Кшесинской, проживает в Южной Франции.

— Вот видите, — подытожил канцлер, — ряды элиты можно покинуть и так. Однако инцидент с Путиловым продемонстрировал, что не все понимают: данный путь годится для всех. Чиновник от четвертого класса и выше возвращается под сень конституции, уйдя в отставку и подписав обязательство не принимать более никакого участия в политической жизни страны в течение пяти или десяти лет, в зависимости от ранга. Предприниматель — отдав то, что было нажито при помощи политики, и, естественно, подписав аналогичное обязательство. Первый пункт Путиловым уже выполнен. Правда, не так чтобы совсем уж добровольно, но в соответствующих инстанциях было принято решение его зачесть. Алексею Ивановичу предложили подписать соответствующее заявление, но он впал в раздумья. И императорский комиссариат на них прореагировал, но, как многие уже заметили, несколько неуклюже. Однако теперь этим делом занимается государственный, и я надеюсь, что у него выйдет лучше. Впрочем, подписать обязательство еще не поздно, и тогда фигурант выйдет на свободу через полтора года. Или даже раньше, если подаст императору просьбу о помиловании.

Тут канцлер отпил воды из стакана и продолжил:

— Господа, позвольте под занавес нашей сегодняшней встречи обратиться к вам с просьбой, тем более что в моем затруднении в какой-то мере виноваты вы, то есть пресса. Суть в том, что месяц назад какой-то купец из Мариуполя подал на меня в суд. Я, честно говоря, пока еще не поинтересовался, чем именно нанес ему ущерб, который он оценил в триста тысяч, но это знают в моем юридическом отделе, который и предоставит адвокатов на процесс. Так вот, прочитав ваши материалы, обиженный вдруг почему-то решил отозвать свой иск. Это зря, ведь сам он к правящей элите не относится, а дело вовсе не является государственным. Я уже собрался было отправить к нему человека, чтобы тот разъяснил положение дел, но сейчас подумал, что подобное может быть неправильно понято. Не взять ли вам на себя эту миссию? Опубликовав и прокомментировав то, что я вам сейчас сказал.