Шрифт:
Возвеличение языка, очевидное в этих строчках, — постоянная тема в творчестве Бродского, это отчасти даже «идолизация языка» [261] . «Эклога 5-я <…>» посвящена противоположному времени года, лету, но и там сходное отношение к языку, и она завершается упоминанием лингвистических знаков (в последней строфе упоминаются клинопись и иероглиф), что вновь наталкивает на мысль о поэзии, которая вот-вот родится. На протяжении большей части 5-й эклоги, однако, наиболее поразительная образность возникает из пристального внимания к мельчайшим явлениям, которыми вдохновляются суждения самого широкого масштаба:
261
Лосев Л. Новое представление о поэзии // Полухина В. Бродский глазами современников. С. 126.
Отсутствие центра, ощущение того, что мы и не догадываемся о степени сложности жизни, усиливается тем, что четыре части стихотворения представлены с различных точек зрения; вот еще один аспект стратегии дистанцирования, отказа Бродского предоставлять наиболее выгодную позицию своему лирическому герою (или для взгляда на своего лирического героя) [262] .
262
См. об этом: Polukhina V. Joseph Brodsky. P. 123.
Безусловно, мироощущение Бродского очень современно, его представления о языке, времени и природе совершенно иные, нежели у Вергилия. И все же, в этих двух разных пасторалях, в более абстрактной и философичной «Эклоге 4-й <…>» и в более конкретной и пасторальной «Эклоге 5-й <…>», Бродский и выдает свое увлечение античностью и отдается ему. Классические аллюзии и прямые указания на классику встречаются на протяжении всего текста. Так, в заключительной части «Эклоги 5-й <…>» неожиданно возникает ссылка на греческого поэта Симонида. Время дня, описанное в этой части, сумерки, напоминает о том, что пять из десяти Вергилиевых эклог заканчиваются наступлением вечера [263] .
263
Симонид Кеосский (ок. 556–468 гг. до н. э.). Вероятно, упоминаемые Бродским «лодыжки» относятся к куплету, в котором Симонид призывает музу воспеть «прекрасно-лодыжного сына Алкмены» (Bowra С.М. Greek Lyric Poetry: From Alkman to Simonioles. Znd. ed., Rev. Oxford, 1961. P. 357. О концовках эклог Вергилия см.: Leach E.W. Vergil's «Eclogues». P. 76.
Но решающее значение имеет то, что в Вергилии Бродский нашел родственную душу. В конце концов, «Пятая эклога» Вергилия посвящена двум певцам, которые стараются превзойти один другого, воспевая Дафниса, и стихотворение движется от упоминания о трагической смерти в начале к завершению на оптимистической ноте, на песне. Во многих отношениях это именно то, что делает и Бродский в своих эклогах, переходя от мрачных размышлений о природе и времени к утверждению силы языка и поэзии. Эклоги Бродского никоим образом не подражания, но произведения художника, которого заботят те же вопросы, что занимали его предшественника, а форму эклоги он использует для того, чтобы воздать должное классической традиции и поразмыслить о ней.
Биллем Г. Вестстейн (Голландия). «МЫСЛЬ О ТЕБЕ УДАЛЯЕТСЯ, КАК РАЗЖАЛОВАННАЯ ПРИСЛУГА…» (1985)
«Мысль о тебе <…>» — последнее стихотворение из сборника «Урания» (1987). В сборнике, изданном по-английски, «То Urania» (1988), включившем авторские переводы Бродским собственных стихотворений, среди которых и «Мысль о тебе <…>», данное стихотворение появилось под названием «In Memoriam». Поскольку имени не названо, то остается неясным, по крайней мере — из названия, о ком вспоминается или чьей памяти посвящено стихотворение.
В нескольких своих книгах [264] Рикер указывает, что в письменном дискурсе вопрос референции к контексту всегда остается более или менее проблематичным. Будучи текстуальным, сам текст «деконтекстуализуется», хотя и может содержать некоторые характеристики (deictics, дейктики — непосредственные указатели), отсылающие к конкретному тексту. На основе этих характеристик читатель связывает текст с контекстом, соотносит его с ситуацией, внешней тексту.
264
См., например: Ricoeur Р. 1) Interpretation Theory: Discourse and the Surplus of Meaning. Fort Worth, 1976. P. 25–37; 2) Hermeneutics and the Human Sciencc. Cambridge, 1981. P. 147–149.
Одним из принципиальных различий между нелитературным и литературным текстами является то, что нелитературный текст отсылает к уже данному контексту (мир, как «объективно» существующий, если так можно выразиться, во имя простоты), в то время как литературный текст создает либо в любом случае имеет возможность создать свой собственный контекст. Дейктики (непосредственные указатели) в литературном тексте (наречия времени и места, личные местоимения и т. д.) не отсылают к ситуации и лицам в реальном мире, а указывают на свою собственную ситуацию. Эта ситуация, сконструированная из лингвистического материала текста, в принципе не связана с «реальными» персонами и «реальными» временем и местом.
Различие на ситуационном уровне между нелитературными и литературными текстами вплотную соотносится с различными реальностями, репрезентируемыми обоими типами текстов. Если нелитературный текст отсылает к эмпирическому, настоящему миру, то литературный текст создает свою собственную реальность: вымышленный (фиктивный) мир, существующий автономно и связанный с реальным миром лишь вторично (интерпретировать характеристики вымышленного мира через мир реальный мы можем лишь в силу нашего знания и понимания последнего).