«Ну, что ж: буду жить в Париже, осваиваться в этом городе, гулять, пить кофе, даже в музеи ходить – и учиться… А потом поступлю в самый лучший университет мира!.. Я вам не какая-нибудь пустышка! Я не кукла!.. Пройдет немного времени, и Ника, и Владик Полонский – они оба меня узнают!.. Слышите, вы: я выучусь!.. Ваши уроки для меня даром не прошли!..

Вот только на кого бы мне учиться? – Инна на секунду запнулась в своих мыслях. – На искусствоведа, как в Москве? Фу, неохота… Скукота… Может, на дизайнера? Я ведь хорошо рисовала… Или, может, на социолога, как профессор Полонский?.. Или на историка?»

Инна стала воображать себе: вот когда она поступит в Сорбонну, она обязательно пригласит к себе в гости Полонского… А может, он даже раньше приедет в Париж, на какой-нибудь научный симпозиум… Она встретится с ним в кафе, под тентом, и он лениво и снисходительно спросит ее, помешивая кофе: «Ну, и что ты здесь, в Париже, делаешь?» А она ему небрежненько так ответит: «Я учусь. Между прочим, в Сорбонне. Я буду, как ты, – социологом…»

Потом она поведет его в свою студию, в свою квартирку-мансарду, где-нибудь на шестом или на седьмом этаже, под самой крышей… И они будут любить друг друга, и профессор будет гордиться ею…

Денег ей на учебу, конечно же, хватит. Четыре миллиона франков – это много, очень много. Достаточно, чтобы лет десять оплачивать и жилье, и еду, и для того, чтобы платить репетитору по французскому.

А если даже вдруг не хватит, она сможет еще подзаработать. Это же Париж!.. Здесь же полно всяких модельных агентств! Да они там будут только счастливы, когда к ним придет такая красивая девушка из России… Ведь, если по-честному, ей, Инне, никакая Клавка Шиффер даже в подметки не годится!..

Но эти всякие съемки, и на обложки, и для рекламы, – все равно будут для нее как бы между делом. Главное все-таки – учеба. Лет через семь или восемь она станет классным специалистом. И напишет статью – какое-нибудь опровержение на научную статью Полонского. И тот прочитает и та-ак поразится!.. И, конечно, опять обязательно приедет к ней…

Ну, за то время, пока она будет учиться, у нее, конечно, будут любовники – разные Жаны, и Поли, и Пьеры… И благодаря им она еще лучше узнает язык и французскую культуру… И еще… В каникулы она будет путешествовать по Франции и по всяким другим странам… Это ж Европа! Представляете, здесь до Лондона – пару часов поездом! Все близко!.. Вон она из Гибралтара сюда, до Парижа, – всего час летела!..

Инна обошла старый, темный дворец и вышла из сада.

«Сорбонна здесь где-то недалеко. Интересно, можно ли снять поблизости ма-аленькую квартирку? Наверное, можно…»

По незнакомым улицам шли красивые, хорошо одетые и спокойные люди.

Большинство встречных мужчин осматривали Инну с ног до головы. Очень внимательными и очень мужскими (но не хамскими!) взглядами. Некоторые даже, кажется, оборачивались вслед. Но она решительно не обращала ни на кого внимания.

Инна дошла до перекрестка и прочитала на углу дома табличку: «Rue Raсine». Улица Расина, догадалась она.

Это был какой-то французский поэт или художник. Или скульптор?

Инна не знала и от этого почему-то засмеялась. Никто из прохожих не обратил на ее смех никакого внимания.

Про этого Расина ей, кажется, тоже придется узнать.

Вся жизнь впереди!

Ника открывала глаза тяжело и долго. Кажется, с ней что-то случилось.

Ну да, от всех переживаний она просто сошла с ума. Она помнит – точно помнит! – что к ней приехал Вася Безбородов. Человек, который двенадцать лет как мертв.

Ника с трудом приподняла непослушные, чугунные ресницы. Мир вокруг был нечетким, словно весь состоял из тумана. Где же она? Наверно, все-таки на земле…

Она лежит в своей спальне.

Но почему комната выглядит как больница? Возле кровати цаплей возвышается капельница, на тумбочке – тонометр.

Рядом выстроились принесенные снизу журнальные столики. На них стоит парочка медицинских приборов. В одном Ника признала кардиограф, назначение второго, внешне похожего на компьютер, ей было неизвестно.

К чему это все? Ника попыталась привстать…

У окна, в лучах осеннего солнца, притулилась хрупкая, родная фигурка. Сын услышал, что она пошевелилась, вскочил, бросился к ней, закричал: «Мама! Мамочка!!!» Обрушился на кровать, целовал ее щеки, плакал… Она обнимала его и поражалась, какие тяжелые и непослушные у нее руки.

– Васечка, что случилось? – наконец спросила она.

– Ты поправилась, мама! – торжественно крикнул он.

– Но что со мной было? – Ника действительно не помнила.