– Разумеется, на меня ты не произвел никакого впечатления, – прохрипел в ответ эфир голосом Жени. – А вот ты – ты, я думаю, будешь долго вспоминать меня. Прощай!

Я выскочил из «Хонды» – но что я мог сделать? Что?

«Лендровер» дернулся вперед. Разогнался на оставленном ему маленьком пятачке – и… колеса его зависли над пустотой… Еще секунда – и тяжелый джип сорвался в пропасть.

На этот раз, в отличие от нашей с Петей дуэли, погода и видимость были прекрасными. Часы показывали три, было еще довольно светло. И я мог хорошо видеть, как внедорожник летит вниз – величаво, медленно и даже красиво, если не думать о людях, заключенных в жестяную коробку… Он пролетел вниз, наверно, метров пятьдесят… Перелетел не замерзшую реку… Врезался капотом в скалы… Сначала я видел, как беззвучно сминается капот… Потом моих ушей достиг страшный удар… Раздался ужасающий хруст ломающегося железа… Внедорожник перевернулся на крышу, она промялась… А после он – покатился, покатился, покатится, кувыркаясь, переворачиваясь, все ниже по заснеженному склону, ударяясь о валуны, сшибая коротконогие ели, и где-то там, далеко внизу, вдруг увяз в снегах, закончив свой полет. А через секунду вдруг расцвел ослепительным красно-белым пламенем… И до меня донесся грохот взрыва…

Я стоял на краю обрыва, схватившись за голову, и не мог ни поверить в случившееся, ни до конца осознать его…

Рядом остановилась полицейская машина. Затем – вторая. Потом подъехал «Форд», и оттуда вылезли невозмутимый Кууттанен и Кирилл Боков…

…В ту ночь я напился. Мне не хотелось видеть никого – никого из наших. Я отправился в ту самую дискотеку «Хуло Поро» – «Бешеный олень», – где когда-то, давным-давно, мы были с Лесей – в ту самую ночь, когда я неожиданно переспал с Женькой.

Я сидел за столиком один и накачивался текилой. Кактусы расцветали в моей крови. Заунывные финские мелодии были как раз под стать моему настроению.

Мне было ужасно жаль погибших. И Женю, и Настю. Они обе были очень красивыми, и одну из них я почти любил. И был с ней близок. Наплевать, что она использовала меня. Наплевать, что перед смертью она не нашла ничего лучше, чем оскорбить меня. Все равно: в ту ночь мне было с ней хорошо. Она была опытной, умелой и заботливой. И плевать, что сама она при этом, наверно, ничего не чувствовала. А может, все-таки чувствовала?

Ах, бабы, бабы, глупые вы бабы!.. Вы решили перехитрить всех. Ваш дьявольский план почти удался. Вы предусмотрели все – да не все.

Странно, но мне не было жаль Вадима. Невинную, казалось бы, жертву. А вот Настю и Женю, безжалостных убийц, я жалел. Вы, девочки, прокололись. И за это поплатились. Погибли. И по моей, в том числе, вине. Зачем я гнал их по этой снежной дороге? Что меня вело? Дурацкий инстинкт охотника? Безумная логика погони? Почему я не дал им уйти? Пусть их арестовали бы финские полицаи, зато они были бы живы, сидели б сейчас по теплым камерам и писали показания… Ах, дурак я, дурак…

А когда я накачался до такой степени, что полутемное помещение дискотеки плыло перед моими глазами, меня внезапно осенило. Догадка шипом кактуса уколола изнутри мой мозг. Боже, неужели я был так наивен? И они, погибшие женщины, – тоже?

Я должен был проверить свое озарение. Но нет, не прямо сейчас. Сейчас я слишком пьян. А мне надо подготовиться. Такие вопросы не задают с кондачка. И такие дела не решают с бухты-барахты. Завтра. Я подумаю об этом завтра.

И вот наступило завтра, и послезавтра… Моя пьяная догадка не забылась. Она переросла в уверенность. Но все равно доказательств у меня не было. Мне нужно проверить свою гипотезу. Обязательно. Прямо сегодня. Другой возможности не будет.

И еще одну вещь я должен совершить в Лапландии. Или, по крайней мере, попытаться совершить. И на все про все у меня оставался один день – сегодняшний, он же последний.

Назавтра, двенадцатого, мы уезжаем. Старт назначили на четыре утра. Путь перед нами лежал долгий. За первый день мы должны были пролистнуть с севера на юг всю Финляндию, от Заполярья до Хельсинки, сделав больше тысячи километров. На следующий день, после ночевки, предстояло проехать еще тысячу с лишним кэмэ до Москвы.

Мы собрались ехать вчетвером на моей машине: Саня со Светой, я и Леся. На другой отбывали Кен с Валентиной и Стелла. На этот раз мы решили ехать не вместе, караванчиком, как добирались сюда, а разделиться. Они поедут сами по себе, мы – сами по себе. Мы приняли такое решение, не сговариваясь, практически единогласно. Возможно, потому, что смертельно устали друг от друга, от следствия и подозрений. К тому же я считал, что «Хонда», управляемая мной и Саней, побежит значительно быстрее, чем «Авенсис-универсал», которым будут рулить Иннокентий и девушки.

Бедный Петя оставался в Лапландии. Ему предстояло организовать транспортировку на родину тел погибших. Несчастный мужик, ему не позавидуешь. Он должен был вернуться в Москву в компании трех цинковых гробов.

Я видел его, издалека и мельком, когда он съезжал из «вдовьего домика» в одну из находящихся в поселке гостиниц. За ним пришло такси, он пошвырял свои вещи в багажник и отчалил, сгорбленный и несчастный. Выглядел он ужасно.

А я с самого утра начал претворять в жизнь план, который родился у меня, когда я в одиночку накачивался текилой. Кто сказал, что алкоголь затуманивает мозги? Сейчас, на трезвую голову, моя задумка все равно казалась стройной и красивой.