Фалин ответил на рукопожатие, не снимая перчатки, что могло бы показаться не слишком вежливым, будь он в трезвом состоянии.

— Такую встречу надо отметить, — продолжал Становой. — Я приглашаю. Можно прямо сейчас. Вы никуда не спешите?

— «Мне некуда больше спешить, мне некого больше любить», — пропел Жорж.

— Значит, заметано, — сказал Леонид, уводя актера подальше от театра, чтобы никто, паче чаяния, их здесь не увидел. — Идемте, у меня тут за углом машина.

— Слушай, Леня, давай перейдем на «ты», ладно? — предложил Фалин. — И не вези меня в дорогое заведение, я на мели.

— Что ты, Гоша, я пригласил, я и плачу.

— А ты сейчас где вкалываешь? Небось, на тренерской работе?

— Да, заведую одним спортивным комплексом… в Одессе, — небрежно бросил Леонид, усаживая актера в машину.

— А я вот, можно сказать, без работы остался, — бодрым голосом сообщил Фалин. — Из «Глобуса» меня совсем выживают, так я хотел в «Феникс» напроситься. Но в последнюю минуту передумал. Чего зря унижаться, все равно не возьмут. У них сейчас своих сокращают.

— А в «Новом Глобусе» ты с кем-то не поладил? — спросил Леонид как бы между прочим.

— Да со всеми. Все — сволочи и суки. Ну, ничего, я им напоследок еще устрою шмон. Особенно Цегельнику с Эльвиркой.

Фалин насупился и на какое-то время замолчал. Леонид понимал, что придется воспользоваться полуневменяемым состоянием Жоржа, чтобы вызвать его на откровенность, но другого выхода не было. В конце концов, актер все равно найдет себе собутыльника, так пусть уж лучше им будет сыщик, чем какой-нибудь случайный доброхот из подворотни.

Леонид привез Жоржа в небольшой уютный ресторан на тихой улице. Посетителей было немного, и Становой с Фалиным уселись за столик в углу, где высокая спинка полукруглой скамьи отгораживала их от зала. Опасаясь, что актер скоро дойдет до кондиции и не сможет двух слов связать, Леонид не стал заказывать крепкие напитки, а только бутылку легкого вина, да закуски посытнее.

— За позднее, но очень приятное знакомство бывших звезд ринга и сцены! — провозгласил Жорж, опрокидывая в себя первый бокал. — Я, конечно, уже не то, что раньше. Меня в последнее время и на улицах не узнают, а уж в светской тусовке за человека не держат. Но я им все же не позволю! — глаза актера мрачно вспыхнули. — Можно оскорблять меня, как Гошу Фалина, но нельзя как медиума! Потому что все люди искусства — медиумы, проводники, несущие энергию космоса на грешную землю.

— Хорошо сказано. Подобное я читал в одном интервью Марины Потоцкой. — заметил Леонид.

— Да… Она редко давала интервью, но, если уж соглашалась — то не пустословила, как многие другие. — Жорж с печальным видом посмотрел куда-то в сторону.

— Ничего, Гоша, ты еще встряхнешься. — Леонид ободряюще похлопал его по плечу. — Я ж помню те времена, когда ты был на высоте. Между прочим, однажды я видел тебя вживую — на сцене «Нового Глобуса», но как-то постеснялся подойти, познакомиться. Вы тогда с Мариной Потоцкой блистали в спектакле «Мизантроп».

— Да, когда-то я был на взлете, — мечтательно проговорил Жорж. — А как Марина меня бросила, так и пошло-поехало… И зачем она это сделала? — Он глубоко вздохнул. — Останься она со мной, я бы ее уберег, она бы сейчас была жива.

Жорж подпер подбородок рукой и мрачно уставился в одну точку. Леонид тронул его за плечо и осторожно заметил:

— Ты бы ничего не мог исправить. Человека не убережешь от самого себя. Марина была слишком эмоциональной и сделала это под влиянием минуты.

— Что сделала? — Жорж вскинул на собеседника пьяные страдальческие глаза. — И ты веришь, что это было самоубийство? Все верят… Только мы с Лилей Чубаровой не верим. Не могла Марина так поступить.

— Вообще-то мне тоже подобная мысль приходила а голову. Трудно представить, чтобы такая женщина, как Марина, где-то покупала пистолет…

Фалин, как это часто бывает с пьяными, ухватился за последнее услышанное слово и стал повторять:

— Пистолет… Пистолет… для убийства нужен пистолет… для самоубийства тоже. Пистолет — это не больно. Можно еще замерзнуть на морозе — тоже, говорят, не больно… Убийство можно выдать за самоубийство. А наоборот тоже можно. — Мимо них прошел официант с ведерком льда для шампанского, и Жорж, словно что-то вспомнив, указал пальцем ему вслед. — Лед! Ну, конечно! Есть такой рассказ… кажется, у Агаты Кристи. Один эсквайр решил повеситься, а вину свалить на другого, своего врага. Купил огромную глыбу льда, стал на нее, оттолкнулся и… Ну, в общем, когда его нашли, лед уже растаял, и все решили, что, раз поблизости никакого предмета нет, то беднягу повесили его враги… Ну, еще раз за встречу! — Жорж опрокинул в себя полный бокал вина и снова мрачно уставился в одну точку.

Осторожно, чтобы не спровоцировать пьяного на какой-нибудь выбрык, Леонид спросил:

— Значит, по-твоему, Марину убили? Кому же она так мешала? Притом, такое чистое убийство организовать непросто. Тут возможности нужны.

— Возможности? — тупо повторил Жорж. — А мало ли у кого они есть? Вот хотя бы у Голенищева.

— Ты хочешь сказать, что Виктор мог убить Марину? — удивился такому намеку Леонид. — Женщину, которую когда-то любил? Или ты это в переносном смысле?