Жихарев устало махнул рукой и повернулся к Левину:

— Можете быть свободны, капитан.

Левин вышел. Жихарев откинулся на спинку кресла и достал из кармана коробку с леденцами, с которыми не расставался с тех пор, как бросил курить. Никита нетерпеливо переминался с ноги на ногу, лихорадочно соображая, что известно полковнику о его подвигах. Левин, конечно же, ему выложил все. Это факт. Но успел ли он побывать дома? Знает ли он о его отношениях с Татьяной? По-видимому, нет. Скорее всего, он прилетел тем самым самолетом, который утром встречало начальство.

— Ну, чего молчишь? — неожиданно спросил полковник. Он задумчиво сосал конфету, и по его сонно-сосредоточенному взгляду трудно было определить: устал ли он с дороги или о чем-то напряженно думает. — Рассказывай.

— Что? — спросил Никита, выигрывая время.

— Все! — Жихарев зло хлопнул ладонью по столу. — Ты писал мне об успехах. Это одна сторона медали. А теперь переверни ее, покажи, что ты из себя представляешь на самом деле. Молчишь? Счастлив твой бог, что молчишь! Но ответить все равно придется. Потому что мы за тебя ручались — я, полк, который послал тебя учиться. Ты давал присягу?

— Да, — тихо сказал Никита, чувствуя, как краска стыда заливает щеки.

— Ты обещал быть честным и дисциплинированным? Обещал беспрекословно выполнять воинский устав, приказы командиров и начальников? Обещал?

— Да, — еще тише сказал Никита.

— А ты что вытворяешь? От первой юбки с ума сошел!

— Товарищ полковник…

— Молчать! — рявкнул Жихарев. Он судорожно хватанул ртом воздух, проглотил леденец и поперхнулся. — Кто она?

«Не знает», — подумал Никита. Но легче ему от этого не стало — понял: полковник три шкуры сдерет, но до истины доберется.

— Студентка.

— Какого черта ты с «губы» удрал?

— Я ее люблю, товарищ полковник, — сказал Никита и сам удивился той легкости, с какой у него вырвалось это признание. На душе стало хорошо и спокойно. — А с ней тогда случилось несчастье.

— Ножку небось подвернула, — иронично бросил Жихарев.

— Нет, разбилась.

Полковник взял пресс-папье, промакнул чернила, которые ненароком разлил, и безразличным, как автомат, голосом спросил:

— Таксист лихой попался?

— На самолете, — сказал Никита. — Она летает.

На подоконнике из-за корки хлеба с криком дрались воробьи. Полковник с раздражением захлопнул раму и, сомкнув губы, досадливо поморщился:

— Курица не птица… Сильно побилась?

— Не очень. Сейчас уже все в порядке.

— И у тебя с ней серьезно?

— Да. В общем, мы…

— Вот именно, в общем, — оборвал Жихарев. — Иди за мной.

В главном корпусе на стенах в обрамлении дубовых листьев и гвардейских черно-оранжевых лент висели портреты знаменитых летчиков, в свое время окончивших училище. Их было больше ста тридцати, и каждый — живая летопись истории. Здесь были и те, кто совершал первые дальние перелеты по стране, и те, кто вслед за легендарным Чкаловым прокладывал трассы через Северный полюс в Америку, испытатели новой техники, и те, кто неувядаемой славой покрыл паши Военно-Воздушные Силы в годы Великой Отечественной войны.

Жихарев подошел к одной из фотографий и, полуобернувшись, спросил:

— Кто это? Знаешь?

— Старший лейтенант Мазур.

— Герой Советского Союза! — прошипел полковник. — И ты не имеешь права позорить его фамилию. Понял?

— Понял, — мрачно выдавил Никита.

Полковник еще раз взглянул на фотографию своего бывшего друга и, вздохнув, снова полез в карман за леденцами.

— Так что женишься, когда закончишь училище.

Никита, насупившись, молчал.

— Или тебя такая ситуация не устраивает? Чего воды в рот набрал? — Полковник протянул ему записную книжку. — Черкани-ка мне ее адресочек. Вот здесь, на последней страничке.

Никита, поколебавшись, записал. Жихарев, не глядя, сунул блокнот в карман и взглянул на часы.

— Ну, мне пора. — Он взял Никиту за плечи и легонько тряхнул. — И чтобы больше без фокусов. Договорились?

— Договорились, товарищ полковник…

— Вот и хорошо. — Жихарев засунул в рот леденец. — А друзья у тебя молодцы. Если б не они… не знаю, чем бы все это кончилось. — Он скупо улыбнулся. — А девка-то хорошая?

— Мне нравится, — смущенно пробормотал Никита.

— По уши втрескался?

— По уши.

— Эх, мне бы твои годы! — Полковник могуче развернул отяжелевшие плечи, попрощался и заспешил вниз к широким дубовым дверям.

На улице Жихарев остановил такси и по старой командирской привычке коротко бросил: «Домой», забыв, что машина не штабная и шофер не свой.

— А вы где живете? — добродушно спросил парень и улыбнулся так, как обычно улыбаются, глядя на детей.

— Мичурина, тринадцать, — не обратив на это внимания, сказал полковник. Он думал о дочке, которую не видел почти полгода, и о том, что ей подарить по случаю окончания института. «Часы? Есть. Платье? А вдруг не угодишь? У них же сейчас вкусы!..» Полковник решил, что лучше будет, если он вместе с дочкой прокатится по магазинам — пусть сама выбирает себе подарок. Жихарев полез за бумажником, чтобы подсчитать, какой суммой располагает, но рука наткнулась на записную книжку. Ему сразу припомнился разговор с Мазуром, и он обрадовался, что в скором времени заполучит в свой полк еще одного грамотного перспективного летчика. К тому же с молодой женой. «Интересно, что за ведьма его окрутила?» Полковник и не собирался разговаривать с этой девчонкой. Какое право он имеет лезть в чужую жизнь? Это не его дело. А адресочек он взял просто так, для острастки, чтоб в следующий раз не выкидывал парень такие сумасшедшие номера.