— Арс, нам еще сегодня составлять четыре уравнения.

Варид явно намекал, что разговор со следователем слишком затягивается. Павел Ефимович вспыхнул, не глядя на робота, проговорил:

— Вы не хотите ничего добавить к портрету Анатолия Петровича Сукачева?

Арсений Семенович разводит руками:

— Все, что знал…

— Вы забыли сообщить о том, что Сукачев использовал вашу идею о новых способах эвристического программирования, включил разделы из ваших работ в свою книгу, не сославшись на вас.

Бурундук побледнел, обозначились скулы, тени легли во впадины висков.

— Не забыл, а не счел нужным сообщать. В конце концов, это наши счеты.

— Теперь не только ваши, — режет следователь и по угрожающему виду робота, шагнувшего поближе к своему двойнику, понимает, что удар попал в цель. Торопливо добавляет: — Об этом знали не только вы, но и ваша жена.

Брови Бурундука двумя бумерангами взлетают на лоб и возвращаются на свои места.

— Вы что же, в смерти Сукачева подозреваете Анну?

Вымученная улыбка, больше похожая на судорогу, подергивает его лицо, и Павел Ефимович отчетливо видит, как это его состояние передается двойнику — у Варида начинают искрить какие-то контакты в сочленении плеча.

— Анна не могла, разве это не ясно? — возмущенно говорит Бурундук.

— Тогда кто же? — спрашивает следователь, и его вопрос остается без ответа.

В тот же день Трофимов заехал к судмедэкспертам. Худющий высоченный мужчина, чуть сутулясь, вышел к нему, застегивая пиджак. Выпяченная нижняя губа придавала острому лицу верблюжью надменность.

— Что-нибудь прояснилось? — спрашивает следователь.

— По интересующему вас вопросу — без изменений. Излетная пуля угодила в нервный узел. Уточнили: выстрел произведен с расстояния в сто семьдесят — сто девяносто метров. Смерть наступила от кислородного голода вследствие паралича нервного центра. — Эксперт посмотрел на Трофимова с высоты своего роста и соблаговолил коротко разъяснить: — Остановка дыхания. Четкие следы борьбы на теле убитого отсутствуют. В желудке — ликер, кофе и остатки миндального печенья. Вот, пожалуй, и все. Эти сведения вряд ли особо для вас полезны, но что поделаешь, дорогой Павел Ефимович, чем могли — помогли…

— Да, не густо, — соглашается следователь. — Что значит "четкие следы"?

Эксперт сплетает длинные, сильные пальцы, похрустывает ими.

— Видите ли, на плече покойного имеется синяк, будто его кто-то сильно толкнул, на ладонях — повреждения, кровоподтеки, как если бы он бил ими обо что-то твердое. Повреждена и фаланга среднего пальца правой руки. Но все эти мелкие травмы могли появиться от неудачной перестановки мебели, например…

— Довольно просто уточнить, — говорит Трофимов. — Но остается главная загадка: расстояние от стреляющего…

Всю дорогу до квартиры Сукачева он мысленно повторяет эти цифры. Почти без надежды найти что-то новое, в который раз осматривает окна. Стекла целы, больших щелей нет, как нет и следов открывания окон. Тем более что кондиционеры тогда и сейчас работали бесперебойно.

Павел Ефимович представляет себе убийцу, стоящего почти за двести метров отсюда. Вот он открывает оптический прицел, ловит в крестик фигуру жертвы… Значит, и сейчас он может видеть следователя, хладнокровно и безнаказанно наводить оружие. И пуля, странная пуля, чуть деформировавшись, пройдет сквозь стену, чтобы уже на излете настичь жертву… Страшно? Нет, в нем не шевельнулся ни один мускул, и он уже знает почему: воображаемой картине не хватало логического построения. Почему пуля настигла жертву на излете? Почему убийца, все заранее рассчитав, не рассчитал убойного расстояния? Ему помог случай. А если бы пуля угодила в другое место? Перестраховываясь, надо было выбрать место засады ближе. А если такого места не было?..

"Может быть еще одно объяснение: стреляли в комнате, пуля срикошетировала от какого-то предмета, чем и объясняется ее деформация в двух местах. Но в таком случае на предмете, о который она ударилась, должен остаться явственный след. А при осмотре его не удалось обнаружить…"

Повинуясь скорее интуиции, чем логике, Трофимов опять тщательнейшим образом осматривает стены и все предметы в комнате. Характерных вмятин и царапин не находит. Но не зря говорилось мудрецами: "Ищите и обрящете" — и не зря издревле считалось, что никакой труд не бывает совсем напрасным, — в щели письменного стола, под одним из ящиков, Павел Ефимович обнаруживает завалившуюся туда записку. Нервный женский почерк, прыгающие буквы: "Прекратите преследовать мужа. Вы и так достаточно попользовались его работами. В конце концов любое терпение когда-нибудь кончается. Он убьет Вас — и будет прав. Или же это сделаю я".

…Через несколько часов Трофимову становится известно, что записка написана женой Арсения Семеновича Бурундука Анной, или, как называли ее сотрудники, Аннушкой.

С Аннушкой Бурундук Трофимов встретился, будто случайно, в кафе самообслуживания напротив вычислительного центра, где она работала. Он пришел туда в обеденный перерыв, дождался, пока Аннушка выйдет, и стал с подносом за ней в очередь к раздаче. Павел Ефимович мог спокойно наблюдать за невысокой, казавшейся совсем еще молодой женщиной, с плавными линиями тела и нежной шеей. На нее часто засматривались мужчины, кто-то пытался заговорить, она отделывалась двумя-тремя холодно-вежливыми фразами. Ела она быстро, удивительно аккуратно, на нее приятно было смотреть. Павел Ефимович подкрепился варениками с творогом и поспешил на улицу за Аннушкой. Он споткнулся о порожек, и она оглянулась на него.