Шрифт:
«Вот трое детей — это для нас самое актуальное...» — подумал Ник, а вслух сказал:
— Я рано встаю обычно, так что завтра позавтракай без меня. А я к обеду освобожусь — тогда все дела сделаем и мебель тебе закажем. Подумай пока, что еще надо...
— А на дорожку ты со мной не пойдешь?
— Завтра нет... работы много. Ладно, поздно, наверное уже... Пойдем, я тебя до спальни провожу.
Показалось ему — или она была слегка разочарована?
И снова, как всегда: «гигиенические процедуры» (черт бы их побрал, самое противное и унизительное), мытье, массаж... Все как обычно, лишь в какой-то момент Бен, разминая безжизненные мышцы Ника, без энтузиазма в голосе спросил:
— Может, мне теперь стоит ужинать у себя? Ну... хотя бы первое время...
По утрам Бен, подняв его и усадив в коляску, приносил завтрак, после чего возвращался к себе досыпать, а вот ужинали обычно вместе.
— Еще не хватало! — отозвался Ник. — Чего ты вдруг?
— Ну, я подумал...
— Да брось ты!
Удовлетворившись ответом, Бен быстро закончил массаж, уложил Ника в кровать, сказал привычное:
— Ладно, если что — позвони, а я пошел. — И, громко зевнув, отправился восвояси.
Ник не сомневался, что, едва добравшись до койки, Бен рухнет на нее и захрапит.
Самому ему спать совершенно не хотелось. Лежа на спине, он перебирал в памяти все, что случилось за день. Приезд Нэнси... и какая она была смешная в этих тапочках с ушами... Все-таки хорошо, что теперь она здесь, близко! Нужно будет сразу после праздников разобраться с ее делами... и зря он не сказал, как ей идет это платье...
Когда раздался тихий стук в дверь, Ник подумал, что ослышался, но стук повторился, и он торопливо отозвался.
— Можно? — спросила Нэнси, входя.
Она была все в тех же забавных тапках, смотревшихся совершенно по-дурацки в сочетании с кружевным пеньюаром, сквозь который просвечивала ночная рубашка тепло-розового оттенка. «Похоже на розовый кварц», — машинально подумал Ник.
Подошла, присела на край кровати — вид у нее был смущенный.
— Ну чего? — улыбнулся он, дотягиваясь до ее руки.
— Ник, я тут подумала... Сегодня все-таки наша брачная ночь, и то, что мы каждый в своей комнате, — это как-то не по-людски получается... подожди, не надо, — тряхнула она головой, думая, что Ник хочет что-то сказать — но он и не собирался. — Я помню, что... что ты тогда говорил — но ведь просто поспать вместе мы можем?!. Или... это плохая идея? Мне уйти лучше?
Он помотал головой — слова не шли на язык, только сердце билось все быстрее и быстрее, да во рту стало сухо. Откинул одеяло и, когда Нэнси уже шевельнулась, собираясь улечься рядом, попросил:
— Только... сними с себя все лишнее.
— А что — лишнее? — Она окинула себя взглядом и вопросительно посмотрела на него.
— Все, — сказал Ник, почувствовал, что голос сел и не слушается, хотел улыбнуться — не получилось. — Все, — повторил он громче.
— Погаси свет... — чуть слышно попросила Нэнси, вставая.
— Я оставлю ночник...
В отблесках золотистого света можно было различить немногое — остальное дорисовывало воображение. Ее пальцы пробежали по пуговкам, расстегивая их... Пеньюар... за ним рубашка...
И вдруг вспомнилось, как они сидели здесь когда-то — кажется, уже давным-давно. И так же мерцал ночник, и Ник мечтал протянуть руку, обнять, дотронуться губами — и злился на самого себя за ненужные мысли.
Теперь он мог протянуть руку...
Нэнси не ожидала, что он набросится на нее... что он набросится на нее так. Мгновение — и она оказалась придавлена тяжелым мускулистым телом. Его губы нашли ее рот и жадно впились в него, и язык начал нетерпеливо раздвигать ей зубы, а руки — казалось, их было не две, а десять — заметались по всему ее телу, сжимая и лаская его.
И Нэнси всем своим существом потянулась ему навстречу, потому что это было то, чего она, сама не признаваясь себе, хотела с самого начала.
Внутри нее что-то бешено, до боли, запульсировало. Она инстинктивно обхватила обеими ногами бедро Ника, чтобы теснее прижаться к нему. Мелькнула мысль: «Он же там ничего не чувствует!..» — и затем: «Но я-то — чувствую!!!»
Она действительно чувствовала, все острее и острее, прикосновения его рук и губ, и жар, и тяжесть, и бедро Ника, об которое терлась самая чувствительная часть ее тела, — и, когда он неожиданно подхватил ее под ягодицы и потянул вверх, обиженно застонала. Но оказывается, он просто хотел добраться до ее груди, и добрался, и прижался лицом, и тоже застонал.
Его губы влажным горячим кольцом обхватили ее сосок, сжали, а рука скользнула туда, где раньше было бедро, — и стало совсем хорошо. Невыносимо хорошо. Потрясающе хорошо.
Нэнси замерла, боясь спугнуть то прекрасное, ни с чем не сравнимое ощущение, которое расцветало внутри, — и, когда оно наконец пришло, закричала, приветствуя его...
Она лежала на животе, уткнувшись лбом в его плечо, и тяжело дышала. Ник чувствовал под рукой покрытую испариной кожу. Ему и самому никак не удавалось успокоить дыхание, словно в комнате не хватало кислорода.