Шрифт:
Ему показалось, что Нэнси слегка шевельнулась, будто собираясь сказать что-то, и он резко оборвал ее:
— Подожди, не перебивай! Я должен сказать тебе еще одну вещь. — Мельком подумал, что можно было бы обойтись и без этого унижения — она же и так откажется, зачем ей знать?! — и все-таки сказал: — Я хочу, чтобы ты знала еще одно. Наш брак... — Голос внезапно сел, Ник сглотнул и повторил громче: — Наш брак никогда не сможет стать браком... в полном смысле этого слова. У меня не работают не только ноги, но и все, что... ниже пояса. — Увидел ее испуганно расширившиеся глаза — значит, дошло — и продолжил, каждым словом будто давая самому себе пощечину — за ту глупость, которую он сделал... и которую продолжал делать: — Я понимаю, что ты молодая женщина, но... если у тебя кто-то будет, я не хочу об этом знать — не хочу, понимаешь? Постарайся соблюдать определенный декорум — а я тоже не буду допытываться. Я говорю об этом один раз — и больше говорить не хочу... никогда...
Больше Нику говорить и правда было нечего — он и так сказал достаточно, чтобы сама мысль о согласии стала для нее невозможной. Поэтому он замолчал и уставился на Нэнси, удивляясь — почему она еще здесь? Пусть скорее уходит и перестанет смотреть на него так непонимающе. И главное — пусть молчит!
— Но тогда... зачем тебе это? — спросила она.
Ник мог сказать правду — что не хочет, не может потерять ее, не может сам, добровольно отпустить к другому мужчине. И жениться на ней — это единственное, что пришло ему в голову, даже не в голову — само вырвалось, он не хотел... Но выглядеть в глазах Нэнси еще более жалким, чем он сейчас наверняка выглядит, не хотелось даже если они видятся в последний раз.
Усмехнулся:
— Ты тогда спросила, почему я живу один. Я с тех пор много думал об этом, и вот...
— Я говорила о собаке...
— Ну... с собаками я никогда дела не имел. И потом — я просто не хочу, чтобы ты уезжала.
Вот это уже была правда — по крайней мере, часть ее.
— Ник, но...
Он перебил ее, не дав договорить:
— Хватит... не надо сейчас ничего. Оставь мне хоть какую-то иллюзию того, что ты подумала перед тем, как отказаться. И... уйди, пожалуйста...
Конечно, нельзя так выгонять гостью — но видеть ее было сейчас невыносимо. Да и о чем им теперь говорить? Как ни в чем не бывало вести светскую беседу?!
Нэнси встала и, не сводя с него глаз, испуганно, бочком шагнула к двери. И — страшная мысль: все, это уже действительно конец, больше он ее никогда не увидит... никогда...
Не думая, не рассуждая, сам не понимая, что делает, Ник схватил ее за руку и рванул к себе. Мгновение — и Нэнси уже лежала у него на коленях в нелепой позе, и он целовал ее куда попало, зажав и не давая шевельнуться.
От нее пахло женщиной... и все той же травой, название которой он никак не мог вспомнить, — и еще чем-то, что, как спиртное, ударило в голову. На миг показалось, что все хорошо, и все забылось, осталась только нежная кожа, и запах, и губы, которые Ник в конце концов нашел и впился в них, безжалостно расплющивая и сминая...
Нахлынуло — и отхлынуло. Он медленно отпустил ее, лишь теперь осознав, что Нэнси не сопротивлялась и не пыталась оттолкнуть его — но и не ответила на его поцелуи. Просто лежала, как большая кукла, только глаза были живыми и по-прежнему испуганными и непонимающими.
Почувствовав, что свободна, она шевельнулась и неловко, неуверенно попыталась встать. Чуть не упала, но потом выпрямилась и сделала шаг назад. Взгляд ее метнулся к двери.
— Иди, — мотнул в ту сторону головой Ник. Увидев, что она не двигается с места, а продолжает смотреть на него, яростно крикнул: — Не жди, я не собираюсь перед тобой извиняться — я слишком давно этого хотел! Иди, ну иди же!
На губе у нее выступила капелька крови...
Все так же не сводя с него глаз, Нэнси сделала шаг... Другой — добралась до двери, в последний раз взглянула — и скрылась за поворотом.
Он прислушивался. Шаги... все дальше и дальше. Остановились... слабый шум... и — хлопнула входная дверь... Все... Некоторое время Ник сидел, тупо глядя перед собой. Внутри все мелко дрожало, а в ноздрях по-прежнему стоял ее запах... и руки пахли ею. Внезапно его начало трясти. Потом прошло.
Она так и не взяла ночник...
Бен, естественно, опоздал — когда он появился, было уже полпервого. Зашел через свою квартиру, потоптался на всякий случай в коридоре и появился в гостиной.
Сначала он обратил внимание на собаку, ухмыльнулся: — Экая зверюга! — и лишь потом на Ника, который к тому моменту безрезультатно, почти не опьянев, прикончил бутылку виски.
От самого Бена тоже попахивало — не слишком сильно, но ощутимо. Настроение у него было превосходное.
Проходя мимо неубранного стола, он ухватил с блюда кусок индейки, мгновенно проглотил и закатил глаза в знак полного восторга. Поинтересовался:
— Ну, как отпраздновали? — и, увидев, что Ник вместо ответа отвернулся и уставился в камин: — Что-то не так?