Он уже боялся – и как!

Дмитрий Владимирович сидел за столом, обхватив голову руками. Едва начавшись, процесс катился коту под хвост, и он уже чувствовал, что в итоге крайним сделают его. Вынесет обвинительный приговор – адвокат и соратники мэра, в первую очередь его жена, порвут решение в Верховном Суде. Если, конечно, не будет высшей политической воли. Но ее-то как раз и не видать! Никаких сигналов с Кремлевского Олимпа не поступало. А вынесет оправдательный – порвут здесь. Прямо на месте.

«И что же делать?» Не хватало какого-то повода, чтобы избавиться от этого дела. Хотя бы на время, чтобы разобраться, с кем и в какие игры можно поиграть.

В дверь постучали, судья поднял голову и увидел адвоката.

– Заходите, Павлов.

Адвокат прошел и, не дожидаясь приглашения, сел напротив.

– Я вас слушаю.

– Это я вас слушаю, – мрачно отозвался судья, – что это за… за… маневры?

Павлов пожал плечами:

– Обвинение разваливается. От фундамента. Хотите обсудить?

Колтунов развел руками: знать адвокатскую линию было лучше, чем не знать.

– Что ж, послушаю! Но, сами понимаете, без обязательств!

– Да какие уж обязательства! – махнул рукой Павлов и присел напротив. – Просто есть вещи очевидные. Например, обвинительное заключение составлено с многочисленными нарушениями. Ошибка на ошибке.

Колтунов угрюмо теребил карандаш.

– Эпизоды перепутаны, – продолжил адвокат, – двойное вменение. Свидетели все «кривые». Потерпевшие и того хуже. Одна Каштанова чего стоит…

– М-да уж, – только и промычал Колтунов.

Это было слишком очевидно.

– И главное, – подвел итог адвокат, – есть препятствие, которое не даст вам возможности не только приговор вынести, но и вообще дело продолжать.

Адвокат откинулся на спинку хрустнувшего стула и замолчал, а Колтунов насупился. Он уже чуял, к чему все идет.

– Не надо говорить загадками. У меня и так вся жизнь теперь из загадок состоит! Председатель суда от меня бегает. Никто из коллег ни слова о процессе не говорит. А тут вы еще…

– Вы же помните, как представили Козина? – посмотрел в глаза Колтунова адвокат. – В каком статусе он выступал в суде? А?

Судья поморщился:

– В каком? Свидетель. А, нет! Конечно, представитель потерпевшего. Их ООО «Козерог» признано потерпевшим, а он, соответственно, представитель!

Павлов, подтверждая каждое слово, закивал:

– А теперь подумайте, как это он, будучи на следствии допрошен как свидетель, вдруг поменял статус и оказался потерпевшим?

Судья молчал. Павлов бил в самое больное место.

– Вы хоть раз видели свидетелей, которые бы выступали в качестве представителей потерпевших? А? Скажите? В вашей практике такое было?

Колтунов сделал равнодушное лицо:

– Честно говоря, не припомню… Но ведь это вполне может быть.

Павлов привстал и снял с полки над столом судьи тяжеленный том:

– Откройте кодекс, УПК, Дмитрий Владимирович, и прочитайте статьи 72-ю и 249-ю.

Колтунов покосился на Павлова, затем на кодекс и насупился:

– Да я его наизусть знаю.

– Тогда о чем мы говорим, Дмитрий Владимирович? – поинтересовался адвокат. – Или обвинение думает, что, кроме них, никто новых законов не читает?

Павлов раскрыл толстенный том, и Колтунов тяжело вздохнул и бросил взгляд на выглядывающий из-под адвокатского пальца текст статьи. Он знал статью почти наизусть, и звучала она как приговор: свидетель ни при каких обстоятельствах не может быть представителем потерпевшего.

Колтунов замер. Он знал, что Джунгаров будет стоять на своем до конца, но выносить-то решение не Джунгарову, а ему, судье!

– Ладно…

Колтунов не знал, что еще можно сказать.

Послеобеденное заседание началось с выступления судьи. Колтунов был недоволен тем, как повел себя Козин. Но особенно он был разочарован командой обвинителей. Лучший судебный прокурор не то берег силы для ударного выступления в прениях, не то просто растерялся перед удачно жонглирующим фактами защитником.

Намечавшийся разгром с помощью главного свидетеля обвинения Петра Козина едва не обернулся поражением.