— Стой, погоди… — Я дернул Светку за рукав и остановился.

— Что такое?

— Нет, ничего… — Мне показалось, что впереди у забора на противоположной стороне улицы, прячась в тени под ветвями кустов сирени и жасмина, стоит Залыгин. — Ладно, пошли.

— Да ты чего, Саша? — Светка повернулась ко мне. — Опять что-то случилось?

— С чего ты взяла?

— Ты какой-то не такой сегодня.

— Да все я такой, пошли — на автобус опоздаем.

Я проводил ее до дома, на прощание мы поцеловались. Она еще раз пристально посмотрела мне в глаза и сказала:

— Все-таки ты не такой сегодня, что-то случилось.

Ну что ты будешь делать!

Теперь мне предстояла обратная дорога, а ведь я даже не взял с собой Тамерлана, это я сглупил. Но делать нечего, надо было спешить на автобус, не по речке же возвращаться.

…Когда я доехал до Узорова, уже окончательно стемнело, народ разошелся по домам, и окна светились теплыми желтыми квадратами, а на улицах от этого казалось еще темнее. Идти мне было недалеко, и я надеялся, что все пройдет удачно.

Я сошел с автобуса. На остановке никого не было. Но нет, сердце у меня екнуло… В самом дальнем ее углу, прижавшись, стояла темная фигура. Она дрогнула и колыхнулась в мою сторону. Человек сделал шаг. Я похолодел от ужаса. Брезентовый плащ! Это был Залыгин. Я обернулся, чтобы броситься в автобус, но двери закрылись, и, пустой, он уехал в сторону Сметанина.

Залыгин медленно приближался, я молча прошагал мимо, от Узорова меня отделял широкий пустырь, и никого вокруг…

— Саша, — глухо окликнул меня Залыгин.

Я сделал вид, что не расслышал и прибавил шагу. Наверное, надо было сорваться и побежать, но ноги не слушались. Я боялся даже обернуться, но чувствовал, что Залыгин следует за мной.

— Саша, стой, — еще раз, уже громче окликнул он меня.

Я побежал. Пустырь был неровный, заросший дикой травой, весь в кочках и ямах. Я спотыкался, но не падал. Сзади бухали немецкие сапоги Залыгина, он гнался за мной.

Оказалось, он здорово бегает. Как только ему это удавалось в сапогах и в таком тяжелом плаще. Мне бы только успеть добежать до улицы, прижаться к забору, позвать на помощь. Я чувствовал, что Залыгин догоняет. Прибавил еще, сколько было сил. Вот и спасительный забор со свешивающимися через него ветвями. Но и Залыгин уже рядом. Я остановился, развернулся к нему лицом и встал в стойку, которой уже научился у Семы.

— Что вам от меня надо?! — почти выкрикнул я.

Залыгин, тяжело дыша, остановился. Прямо напротив меня. Несколько мгновений он молчал, переводя дух. Затем сделал еще шаг вперед и сунул мне под нос руку с вытянутым пальцем. Я инстинктивно отпрянул.

— Ты… это… не болтай, — угрожающе начал он. — Понял, пацан, не болтай! У тебя язык длинный, ты его укороти. Понял?!

— Понял, — ответил я.

— Ну все. — Залыгин отвернулся и пошел в сторону автобусной остановки. Беда на сегодня для меня миновала.

Я еще стоял у забора некоторое время, чтобы отдышаться и привести свои нетшы в порядок, потом тоже побрел к дому.

Отца еще не было. Мама накормила меня ужином, и я почувствовал, что смертельно устал. Пожелав маме спокойной ночи, я удалился в свою комнату и завалился спать. С отцом поговорю завтра.

Утром меня разбудил Тамерлан, просился выйти. Сидел и свистел носом у моего уха. Я пошел за поводком и вспомнил, что обещал дяде Гене прийти сегодня на рыбалку, а он мне обещал стропу для Тамерлана. Так я и сделал.

Хорошо было на улице, свежо, воздух чистый. После пережитого прошлым вечером ужаса все казалось мне особенно прекрасным, необычным, заслуживающим внимания. Я слушал птиц и вдыхал знакомые запахи утреннего Узорова. Никто мне не попался по дороге на реку и на берегу тоже, до самой ямы, там с удочкой уже сидел дядя Гена. Он откуда-то притащил здоровый булыжник и сидел на нем, как на табуретке.

— А-а, пришел? Это хорошо. Это правильно, — закивал мне дядя Гена. — Ты пса-то своего привяжи, а то опять всю рыбу распугает.

Я привязал Тамерлана к стволу ивы, склонившейся над водной гладью.

— Ну, где стропа?

— Здесь, здесь стропа. Ты не спеши, садись рядом, порыбачим. Будет тебе стропа, — улыбнулся дядя Гена.

Некоторое время мы удили в молчании, но дядя Гена долго так не может.

— Угрюм, значит, не придет. В Ильинское поехал, на живца ловить. Ну и хорошо. У него своя ловля, у нас своя. Без него нам даже веселее будет.

Я молчал, не хотелось даже вспоминать о Залыгине.

— Ты чего сегодня такой молчаливый?