— Да, Скай. После того как Лука отверг ее, Эмилия не захотела выходить замуж. Но это вовсе не значит, что она не могла родить сына. Ей необходимо было продолжить род… — Глаза Паскалин сверкнули. — Чтобы отомстить! Ради мести она смирилась с позором.

Скай сглотнул слюну.

— Жаклин сказала, что ее родители погибли в автомобильной аварии.

— Это так. Но их дочь выжила и сохранила этот проклятый род, а Эмилия поставила ее на ноги. — Бабушка с такой силой сжала его руку, что Скай испугался, как бы хрупкие старческие кости не сломались. — Теперь ты понимаешь, внучек: Жаклин — последняя в их династии. Убей ее — и она не сможет родить сына! Убей ее — и вендетте придет конец! Убей ее — и с Фарсезе будет навсегда покончено!

— Вы сошли с ума.

С последними словами Скай вырвался наконец из объятий старухи и чуть ли не одним прыжком отскочил в дальний конец комнаты. За закрытыми ставнями текла нормальная жизнь: гудели машины, вещало радио, играла рок-музыка. Люди болтали о какой-то чепухе — о футболе, о выращивании спаржи. Там был его привычный мир. А не здесь, с кровной враждой!

— Почему вы не убьете ее?

Скай услышал, как бабушка вздохнула, и повернулся — в этот момент по ее щеке скатилась слеза.

— Я не мечтаю ни о чем большем. Но в подлунном мире я стара. И даже если еще могу охотиться там, я уже не столь быстра, как раньше. Дух маццери ослабевает. Не так заметно, как увядает это тело, но… — Она снова вздохнула. — Я не убивала уже шесть лет. Я хожу на охоту, потому что должна. Пытаюсь, но ничего не выходит. И кроме того, в Jour des Morts, День мертвых, они будут готовы встретиться со мной. Обе.

Скай не отрываясь смотрел на бабушку. Некоторое время прошло в молчании. Наконец он мягко произнес:

— Я не могу этого сделать.

Разгневанная Паскалин поднялась и утерла слезу.

— Тогда твой дед так и будет ходить по свету и взывать к мести. Вечно! Она пристально посмотрела на Ская и добавила уже не так яростно: — А ты никогда не узнаешь то, чего хочешь больше всего, — как покидать тело в любой момент, когда только пожелаешь.

Он оглянулся.

— Как вы узнали?

— Да у тебя на лбу написано.

— Значит, вы… Не посвятите меня? — выдавил Скай.

— Я — нет. Почему ты, англичанин, считаешь, что можешь выбирать в наших старинных обычаях только то, что тебе нравится? Если уж решил приобщиться к ним, то должен принять все.

Паскалин понаблюдала некоторое время за смятением, отразившимся на лице внука, затем повернулась и медленно направилась в спальню.

— Тебе следует поразмыслить над этим, внучек. Подумай, чем ты платишь и что получаешь взамен. До Дня всех душ еще больше месяца. У тебя есть время.

Она почти дошла до двери, но, услышав полный отвращения голос, остановилась.

— Бесконечные разговоры о смерти — это все, на что способны маццери? А как же жизнь?

Паскалин посмотрела на него.

— Говорят, было время… — Она внезапно замолчала.

— Что? — Скай заметил, как смягчилось ее лицо.

Бабушка прислонилась к косяку и продолжила:

— Это не более чем предание. Были некогда такие маццери, которые не только убивали. Они могли и воскрешать.

Сердце Ская забилось чаще.

— Воскрешать?

— Это просто легенда. И легенда очень древняя. Древнее даже, чем предание об убийстве в День всех душ.

— Расскажите, — с трудом проговорил Скай.

— Их называли маццери сальваторе. — Паскалин задумалась, подбирая нужное слово. — По-английски это будет «спасители». Они могли убить животное, а затем «спасти» его. Вернуть к жизни.

Она чуть заметно улыбнулась.

— Если, конечно, хотели. Единственные маццери, способные выбирать.

— Маццери сальваторе, — произнес Скай нараспев, почти как молитву, затем подошел к бабушке. — Как бы мне побольше узнать о них?

— Узнать? — насмешливо повторила она. — Я ведь сказала, мальчик, это легенда. Если когда-то они и существовали, теперь все сведения утеряны. Они лишь шепот из далекого прошлого.

Паскалин снова повернулась в сторону спальни.

— Поэтому, если не умеешь путешествовать во времени, советую забыть об этом и начать готовиться к отъезду… Или к мести!

Она вошла в комнату и заперла за собой дверь. Скай постоял несколько секунд, глядя на нее, затем побрел к камину. Он нагнулся и, подобрав с пола креповый лоскут, накинул его на портрет дедушки. То ли из-за освещения, то ли из-за водоворота мыслей в голове Скай вдруг уловил в изображении Луки Маркагги кое-что, чего раньше не замечал. Острую тоску в глазах. Он тут же узнал это выражение, так как каждый день видел его в зеркале.