Теперь семья вождя могла безопасно войти, и они вошли, все, за исключением Бридды, которую не впустили внутрь. Завернувшись в одеяла, она провела ночь, скрючившись, на земле около дома; Ригантона несколько раз приносила ей младенца для кормления, но делала это молча, не говоря ни слова.

Когда над горами занялся рассвет, старейшины племени и друиды собрались на торжественный совет, чтобы обсудить судьбу несчастной женщины. Она была матерью младенца, и это было смягчающим обстоятельством, однако младенец был девочкой, что говорило не в ее пользу. Еще неизвестно, родит ли она когда-нибудь воина.

От имени друидов слово держал Поэль.

– Если мы живем на свете, то лишь благодаря духам, они даруют нам огонь, и воду, и пропитание, они направляют каждый шаг нашей жизни. Если кто-нибудь из нас оскорбит духа, ответственность ложится на все племя. Мы должны действовать в общих интересах.

– В интересах всего племени, – откликнулся совет.

Туторикс встал и высоко поднял свой жезл, которым накануне вечером он судил каманахт. Но в это утро у него было куда более серьезное назначение. Если, как подсказывает его дух, он трижды ударит жезлом по земле, его слово станет законом, который не посмеет нарушить ни один член племени.

– Бридда оскорбила Дух Огня, – торжественно изрек он. – Поэтому она должна отправиться в страну духов, дабы от нашего имени попросить у них прощения.

Совет единодушно поддержал это предложение. Окелос, стоявший за кольцом, образованным членами совета, услышал слова вождя и увидел, как все остальные подняли руки в знак согласия. Он вспомнил Бридду такой, как она была, когда он привез ее из страны рек, веселой девушкой, хохочущей при каждом его слове, ничего не принимающей всерьез, брызжущей жизнью, словно молодое деревце. Когда она отдалась ему, он почувствовал в себе необыкновенную силу.

«Я выбрал матерью своих детей глупую женщину», – думал он теперь с сожалением. Ему так и хотелось врезать свой кулак во что-нибудь: будь то стена дома или лицо врага.

Женщины тут же принялись плести большую корзину. Их работой руководил Кернуннос.

– Корзина должна быть в форме языка огня, – наставлял он их. – Широкой внизу и узкой вверху. Она будет символом жертвоприношения, символом Пламени.

Плетение корзины заняло целый день. И все это время Бридда лежала, скорчившись, на земле, и никто с ней не разговаривал. Никто даже не смотрел ей в глаза. Ей дали еду и воду, но ничего больше. Сирона, жена Тараниса, унесла младенца, хотя по этому поводу и был спор.

– Мы можем сами вырастить ребенка – или выбросить его, – если так решит его отец, – сказала Ригантона Сироне. – Он принадлежит нашей семье.

– У тебя нет молока, – сказала Сирона Ригантоне. – Твой возраст измеряется многими зимами, твои груди уже никогда не наполнятся. Но у меня молока сколько угодно. – Она сунула руку за пазуху и, вытащив большую грудь, выдавила из нее несколько крупных капель молока. Она не скрывала своего надменного торжества.

– Пусть забирает ее, – устало вздохнул Окелос. На что ему девочка, рожденная от глупой женщины?.. Только чтобы Бридда не видела, как уносят ее дочь.

Ригантона уступила, на самом деле она не очень-то хотела выращивать ребенка невестки.

– Ну что ж, забирай девочку, – сказала она Сироне. – К тому времени, когда она станет невестой, достойной даров женихов, я, по всей вероятности, буду уже в другом мире и уже не смогу воспользоваться этими дарами.

После того как плетение корзины было закончено, за дело взялись друиды. Всю ночь напролет они жгли костры, танцевали старинные танцы и пели старинные песни. Их голоса разносились по всей деревне, и многие бодрствовавшие женщины поглядывали на свои очаги, чтобы удостовериться, что в них еще тлеют угли.

На заре собралось все племя, за исключением женщин, поддерживавших огонь в своих хижинах. Именно в этот день ни один очаг не должен погаснуть из-за небрежности.

Солнце взошло в небе, подернутое густой дымкой.

– Дурной знак, – заметил Кернуннос, обращаясь к Поэлю. – Надо поторапливаться, пока не стряслось какой-нибудь беды.

Плетеная корзина была установлена в самом центре площади. Скрепленная ремнями, она и в самом деле походила на большой язык пламени. Одна сторона была открыта, чтобы Бридда могла войти внутрь.

Кернуннос, облаченный в кожаную накидку и головной убор в форме орла, девять раз, слева направо, обошел вокруг клетки, бормоча заклинания на языке духов. Тут же стояла и Тена; ее медные волосы сверкали в лучах восхода, руки воздеты над головой.

Обнаженную женщину привели два сильных воина, готовые поддержать ее, если силы ей изменят. Окелос с трудом заставлял себя смотреть на происходящее; он опасался, как бы Бридда не опозорила его еще больше. Но запас ее сил был достаточно велик, чтобы она могла держаться прямо, лишь лицо ее было очень бледно. Ее страшила не смерть, а сопряженные с ней муки. Все знали, а Ригантона не уставала об этом напоминать, что во время родов она громко кричала.