Ратислав в последний раз ковырнул ножом кору ели, посмотрел, что получилось. Когда-то отец пробовал выучить его грамоте. Сам Юрята читал по складам и даже мог написать свое имя. Но Ратислав не был прилежным учеником. То, чему его успел научить отец, быстро забылось. Но вспомнить, как пишется имя «Липка» Ратиславу было нетрудно.

Стрелять из лука с Хейдином он не пошел. С утра провалялся дома на полатях, лелея свое горе. В голову Ратиславу лезли всякие глупости. Он даже пожалел, что не его вчера убил этот всадник-навия – может, Липка поняла бы, кого потеряла, одумалась и остаток дней раскаивалась в том, что не ответила на его любовь. Ратислав вспоминал, какими глазами Липка смотрела на Хейдина, когда упырь был повержен. Сколько любви, нежности, счастья было в этом взгляде! Ратислава девушка даже не заметила. А ведь это он, Ратислав, убил грифа и спас Хейдина от верной смерти. Он истинный герой, а слава и любовь достались ахохе заезжему. От этих мыслей сердце Ратислава наполнялось такой болью, что хоть криком кричи. Липка его предала. Не увидела его любви, не оценила ее.

Поначалу Ратислав и вовсе дал зарок, что никогда более не войдет в дом Липки, но потом вспомнил о Заряте.

Легат был убит, но мальчик продолжал находиться в странном оцепенении. Это была ни жизнь, ни смерть. Хейдин сказал – Зарята меняется. Как это возможно? В детстве Ратислав несколько раз видел, как рождается бабочка, выходя из куколки. Но Зарята человек, не бабочка. И если он действительно меняется, то кем станет? Все это было странно и непонятно. Вообще, с появлением чужаков в Чудовом Бору начали происходить невероятные вещи. Взять хотя бы последние два дня – сначала тати, потом этот, с грифом. И девушка, которая называет себя сестрой Заряты.

Ратислав посмотрел на вырезанное на коре имя. Конечно, он до сих пор любит Липку. Она разбила ему сердце, но он ее все равно любит, и будет любить до самой смерти. Он никогда не женится, и будет избегать женщин, но думать о женщинах не означает изменить любимой. Подумал же он о сестре Заряты. Подумал, что она очень красивая. Почти, как Липка, только другая.

– Легка на помине! – буркнул Ратислав.

Из-за деревьев ему хорошо был виден двор Липки. Он стоял здесь уже полчаса в надежде увидеть свою зазнобу. Но во двор вышла чужестранка. Шапки на ней не было, густые темные волосы падали волнами на плечи. Руменика зашла в конюшню, вывела под уздцы сначала вороного жеребца старого Акуна, потом серую лошадку, привязала их к коновязи, начала кормить хлебом с ладони.

Ратислав замерз. В конце концов, он сам обещал зайти после полудня. Вернее, он обещал прийти к завтраку, но это уже неважно. Они позавтракали без него, им и так вместе хорошо. Он зайдет сейчас – еще раз посмотреть на Липку.

– Что же ты без лука? – спросила его Руменика, когда он вошел во двор и поприветствовал ее церемонным поклоном. – Хейдин о тебе несколько раз спрашивал.

– Рука у меня что-то болит, тетиву не могу натянуть, – соврал Ратислав. – Может, ударился где. Красивые кони!

– Красивые, – Руменика протянула ладонь с хлебом серой лошадке, и Куколка взяла хлеб мягкими ласковыми губами. – Любишь лошадей?

– Люблю. Очень.

– А верхом ездишь?

– Знамо езжу.

– Я вот раньше не ездила. А тут научилась. Раньше боялась лошадей, думала, они укусить или лягнуть могут, а теперь обожаю их.

– А я про тебя думал, – неожиданно для самого себя выпалил Ратислав и густо покраснел, будто сказал что-то неприличное.

– Правда? – В глазах Руменики заиграли золотистые искорки, – Представь, я о тебе тоже думала. О твоем вчерашнем выстреле.

– Делов-то! – махнул рукой Ратислав. – Выстрелил и попал.

– Ты вчера всех спас. Принца, меня, Хейдина, девушку эту, Липку. Вот только Акуна не успел спасти. Как ты додумался, что надо грифа бить?

– Сам не знаю. Летал он над двором, будто вестник какой нехороший, прям напрашивался на стрелу. Вот и стрелил я его. А получилось, что навию-то убил!

– Ты будешь славным воином, Ратислав. Вот увидишь.

– А почему ты Заряту принцем зовешь?

– Он и есть принц. Это долгая история, как-нибудь потом расскажу.

– Стал-быть, ты сама принцесса?

– Ага, принцесса, да не того замеса – корона маловата, а жопа толстовата… Ой, прости, я не хотела!

– Здорово ругаешься! – восхитился Ратислав. – Принцессы, выходит, тоже ругаться умеют?

– Еще как! Меня старуха воспитывала, так она ругалась, как пьяный матрос. Каких только слов я от нее не услышала! Знаешь, она, когда пьяная бывала, так начинала браниться, что со всего дома слушать приходили. Так что по воспитанию я и не принцесса вовсе.

– Я вот мыслил, что принцессы да королевны в платьях золотых ходят, на золоте пьют и едят, – сказал Ратислав. – А ты другая какая-то. Одета, как мальчишка, ругаешься, как мальчишка. Только…

– Что только?

– Красивая очень.

– Да? А что во мне красивого?

– Глаза. У нас в деревне никого с такими глазами нет. Маленка вроде тож кареглазая, да только у нее в глазах такого блеска нет.

– А что еще во мне красивого?

– Волосы красивые. И вообще, вся ты красивая, – Ратислав смутился. – Извини, коли что не так сказал.