— Разберитесь тут втроем, а я погуляю!

Настя сидела за столом, Шурик, развалился на ее койке. Было видно, что он «подшофе». Невыразительное угреватое лицо, русые вьющиеся волосы с «чубчиком». Соперник уставился на меня светлыми водянистыми глазами и молчал. Настя сидела, по обыкновению опустив глаза. Я сел на стул Зины и понял, что разговор надо начинать мне.

— Я так понимаю, что Шурик знает, кто я такой, кем прихожусь Насте, да и я знаю про ваши дела. Я люблю Настю и хотел бы прожить с ней всю жизнь, — Настя подняла глаза и посмотрела мне в лицо, — но и я, и Настя сейчас находимся в браке с другими людьми. Но брак — государственный, а не церковный — дело наживное. Его заключают и расторгают, если на это есть серьезная причина.

— А мне и разводиться не надо, — с вызовом вымолвил Шурик, захочу — хоть завтра женюсь!

— Не женишься ты завтра, Шурик, еще Насте надо разводится, а Саша может развода и не дать. Армия — не причина для развода! Поэтому я, как человек не чужой в этой компании, хочу поставить вопрос так — с кем из нас хотела бы остаться Настя, если считать, что мы все — свободны, и оба хотим жениться на Насте.

— А ты не москвич, ты не можешь жить здесь! — сдуру брякнул Шурик.

— И Сасово — не Москва, а к тому же, если я женюсь на Насте, то могу жить там же, где живет моя жена!

— Я не позволю! — в Шурике вдруг заговорил пьяный мужчина, — я убью тебя, и все дела!

— Руки коротки! — вдруг в сердцах сказала Шурику Настя. Я понял, что Настя склоняется в мою сторону.

— А что, Шурик, ты смелый и решительный человек, но готов ли ты действительно убить меня, рискуя, что и я буду обороняться? — остроумный план уже созрел в моей голове, — ведь я человек неслабый, и потом — грузин, а мы грузины, с финками ходим!

Шурик вскочил с кровати и замахал руками.

Было бы старое время, я вызвал бы тебя на дуэль и убил бы как собаку! — махая перед собой руками, разглагольствовал Шурик, — да в тюрьму из-за такого чмура идти неохота!

Настя смотрела на Шурика с нескрываемым презреньем.

Я встал и серьезно спросил Шурика:

— Так значит, если бы у тебя была возможность убить меня так, чтобы про это никто никогда не узнал, но с равным риском, что убью тебя я, ты пошел бы на это? — завлекал я Шурика в хитрые сети, но он не понимал этого.

— Конечно, но все равно — убью тебя я! — как-то быстро согласился Шурик.

— Все, — подытожил я, — завтра я хочу предложить способ как одному из нас остаться вдвоем с Настей, и чтобы все было тихо и по закону. Настя, это и тебя касается, попроси, пожалуйста, Зину пойти погулять часа два, с семи до девяти вечера, а я зайду сюда ровно в семь! — и я, вежливо поклонившись, вышел.

— Лишь бы не сорвалось, лишь бы Шурик не передумал! — лихорадочно думал я, идя в комнату к ребятам.

Когда я зашел к ним, выпивка «за приезд» уже кончилась. Но у меня в чемодане, разумеется, была бутылочка отменной чачи. Ребята восприняли ее с энтузиазмом, я налил чачи и предложил тост:

— За успех безнадежного дела!

Все выпили и похвалили мой тост — они такого не слыхали раньше. Я сейчас уже не помню, слыхал ли я его сам, или экспромтом придумал, но предложил такой тост в своей жизни впервые. Я-то уж знал, какое «безнадежное дело» меня ожидало, и очень уж хотелось его осуществить!

Назавтра с утра я поехал в ЦНИИС чисто с формальной целью — отметился, зашел к моим благодетелям — Федорову и Недорезову (к счастью, оба оказались в Москве). Заглянул я и на Опытный завод, убедился, что комплект чертежей готов и нужен только наряд-заказ из института на изготовление деталей. Договорившись о том, что серьезные дела начнутся завтра, я ушел из ЦНИИСа пораньше.

Я походил по аптекам, приобрел кое-что, затем купил бутылку «Старки», бутылку шампанского, и пошел домой — в общежитие. Там я немного «поколдовал» в одиночестве в пустой комнате, а потом прилег отдохнуть. К семи часам вечера я цивильно оделся, взял с собой портфель и, не торопясь, поднялся в знакомую — «заветную» комнату. Там уже сидели за столом Настя и Шурик, лица у них были серьезные.

— Слава Богу, — подумал я, — они все восприняли всерьез!

Я спокойно, с достоинством зашел, и попросил Настю запереть дверь на ключ, что она и сделала. Затем поставил на стол бутылку «Старки» и предложил выпить за любовь, что и было выполнено с охотой.

— Здесь присутствуют два человека, которые любят одну и ту же женщину,

— дипломатично начал я, — но остаться с ней может только один (не современно как-то, но происходило-то это в 1960 году!). Другой должен уйти, и я предлагаю сделать это по-японски.

Я попросил у Насти блюдечко, достал из кармана пробирку и выкатил из нее на блюдечко две серо-белые горошины.

Одна из горошин — адреналин, другая — «плацебо», или только наполнитель, сахар, если угодно — начал пояснять я. — Если принять горошину адреналина, а это очень большая доза, но только обязательно нужно проглотить ее, а не удерживать во рту, — медленно и выразительно говорил я, чтобы «наживка» была заглотана, — то минут через пять кровяное давление поднимется до невероятных величин, и сосуды мозга лопнут, не выдержав его. Человек сначала чувствует тяжесть в голове, потом он ощущает там удары сердца, как молотком по наковальне, ну, а потом — летальный исход. Сразу и без мучений. Кому же попадет горошина из сахара — тот — счастливец, он будет мужем Насти. Через час-полтора адреналин в организме умершего разложится на уксусную кислоту и углекислый газ, и никакой анализ не покажет его. Кстати, надпочечные железы у человека сами вырабатывают адреналин, так что сосуды мозга могли лопнуть, например, от стресса, вызвавшего выброс натурального адреналина. Таким образом отвечать никто не будет — оставшийся в живых через часик-другой вызывает скорую помощь, дескать, человеку стало плохо, думали — просто заснул, а он — навеки!