— Не буду врать, — сказал он, — не донырнул я. Подумалось в той тиши, — а на хрена? Там, наверху, в нескольких метрах надо мной — воздух, красивая девушка, природа. Жизнь — наконец! А что там внизу — горсть камней и встречный поток воды?

— Внизу было, — так, малость. Преодоление себя.

— Преодоления себя? А зачем мне себя преодолевать? Я и так себе нравлюсь. Нравиться моя жизнь, моя работа…. А донырни я и, вдруг, тьфу, тьфу, тьфу, — преодолей себя, — кем бы я вынырнул: суперменом? Идущим против всех и вся?

— А может: " Идущим против рока Судьбы", — разве это мало? На это во всей истории человеческой единицы способны были!

— Да, помню, — древнегреческие герои. Но, практически все плохо кончили. Если не успевали вовремя сойти с ума, то убивали своих отцов и трахались со своими мамами… Рок обухом не перешибешь.

— Вставай уж, ученик киников. Я очень хочу есть, а недалеко фазенда Павла.

— Или его лаборатория?

— Это как посмотреть. Вставай скорее. А то там у меня такая какофония в желудке гремит, — медведи посбегаются.

……………………

Егор не заметил, как они вступили на "двор" Павла. Тропинка расширилась и стала укатанной дорожкой. Начались какие-то загончики, клумбы. Потом кадки с растениями, клети с животными. И вот, обойдя роскошную пихту, увидели основательный просторный одноэтажный дом и сходящиеся к нему две длинные оранжереи.

Перед домом стоял большой стол, на котором лежала чья-то туша, и Павел разделывал её. У его ног суетились два хорька на привязи, — так показалось Егору, а приглядевшись, он подумал: "неужели соболи?!". Рядом на шесте с перекладиной восседал белый лунь. Первыми их заметили соболя. Бросились к ним, насколько позволяли веревки и грозно затявкали. Что гостей, конечно, не испугало. А вот поворот головы луня и взгляд его огромных вопрошающих глаз заставил подобраться мыслишками, построжеть. Тут их заметил и сам хозяин, махнул, приветствуя рукой.

— Здравствуйте, Природоначальник. — сказал Егор и, не удержавшись продолжил ехидно, — вы позиционировали себя как ценителя животных, и уважающий их более современного горожанина? А они у вас по клеткам сидят, да вон — на привязи мучаются!

— А вы не заметили, что большинство вольеров открытые? Это их дома и животные их любят. А закрыты только наказанные и больные. Да они все сюда попали не ловлено. С каждым, что-то приключилось. Кто покалечился, а кто без мамы младенцем остался.

— А издевательство над вот этими милыми меховыми недоделками?

— А-а! Ну, это Тузик и Лёвка. Сидели на веревке, и будут сидеть! Пока я не решу, что с этими сволочами делать.

Во-первых, их все равно нельзя свободными держать при разделе пищи. Иначе всё растаскают и попрячут прямо на ваших глазах. А наказаны они за то, что прогрызли к птицам ход и своровали яйца, в том числе у сокола. Это ж надо иметь такую барсучью наглость, как он их еще не поубивал — не знаю!

В это время Ольга присев на корточки взяла на руки Леву и Тузика.

— Может и правда, на воротники их пустить, и тебе, Ольга, подарить?

— Не надо их на воротники, подари лучше так — живыми. Но с условием: проживать они будут здесь!

— Хорошее условие!

Ольга тем временем выпутала соболят из веревок и, прижимая их к себе, направилась в сторону дома и оранжерей.

— Не слушайте этого плохого дядьку, сейчас тетя вам яишенку приготовит.

А соболята, выворачивая головы, со слезами на глазах провожали всё более и более удаляющееся стол с теплым, свеже пахнущим мясом.

— Как продвигаются съемки?

Спросил охотинспектор, и что-то не то было в его интонации. А вдруг…

— Съемки продвигаются к концу…. А вы, Павел, не видели за последнее время Серафима Савельевича?

— Было. Заезжал на Конике.

— Что ж он к себе домой не показывается?

— Он не докладывает.

— Странная у вас семейка. И не сказать что антигосударственная. Вон, сколько начальников — весь район под контролем считай. А все ж какая-то самостийная…. Не любите вы власть, ох не любите! Или вся власть говно, пока она не ваша, коренная, так сказать? Уселись здесь сракой на богатства, и не подойди. Кыш, — сами не съедим, но другим не дадим.

Кто вы такие против всей России, против Европы, против насущностей, неизбежностей развития мировых систем? За вас просто ни кто не брался по настоящему, а возьмутся — пыль останется! Тьфу — и нет вас! Заморочились фантазиями тысячелетних корней и праведностью перворожденной. Надумали — и по надуманному жить пытаетесь — не выйдет!

Егор раззадоривался в ораторстве, сам краем разума удивляясь: с чего это его понесло облаивать приличных людей?

"А всё от привычки к лицедейным играм. К исполнению столичных постановок для провинции, типа: "Я Начальник, а ты тля". Это от удачного двойного траха, наверное, — мелькнуло в голове Егора, — расперло харизму."