Таун, в свою очередь, считал, что Битти слишком прямолинеен: «Он не разрешал мне взять паузу и всё хорошенько обдумать. Не помню кто, Ницше или Блейк, говорил — «прямые дороги — дороги прогресса, извилистые — путь гениев». Так вот Битти сознательно никогда не шёл извилистым путем».

Наконец, терпению Битти пришёл конец. Ему надоели бесконечные ресторанные посиделки с пережёвыванием морковки и бесплодным жонглированием идеями и он заявил: «Послушай, я не хочу ждать, пока ты что-нибудь родишь. Закончи к 31-му декабря и покажи мне. Не сделаешь — забудь, я сам напишу». Наступило 31 декабря, а сценария не было. Битти разозлился. Несколько месяцев они даже не разговаривали. Таун решил, что «Шампуню» уже не суждено появиться на свет. А Битти подумал, подумал, и принялся за другой фильм — «Мак-Кейб и миссис Миллер».

Как «Беспечный ездок» компании «Би-Би-Эс» дал старт в Голливуде авторскому кино режиссёров, Деннис Хоппер, ошалевший от наркотиков, стал гуру контркультуры, а Берт Шнайдер — «серым кардиналом» американской «новой волны».

Берт Шнайдер и Боб Рэфелсон прогуливались по Центральному парку Нью-Йорка. Вроде самое начало 60-х, а молодым людям не до веселья. Причины были разные. Берт успел пробежать все ступени «Скрин джеме», телевизионного отделения кинокомпании «Коламбия пикчерз», владельцем которой был его отец. Он рано занял высокую должность заведующего финансовым отделом и вот-вот должен был возглавить всё отделение, как вдруг семейственность вышла ему боком — отец остановил его продвижение вверх. В общем, Берт пребывал в самых растрёпанных чувствах. Тем временем, Рэфелсон менял одну работу за другой, долго нигде не задерживаясь, и знал, что слишком умён и талантлив для того, чтобы заниматься тем, что делал сейчас, знал, что рождён для лучшей доли.

По обыкновению, ребята встречались во время ланча, проклинали свою работу и фантазировали. Рэфелсон мечтал о собственной компании: «Проблема кинематографа не в отсутствии талантов. Проблема в отсутствии талантливых людей, способных оценить настоящий талант. Взять, например, Францию с её «новой волной», Англию с Тони Ричардсоном и его компанией «Вудфол» или «неореализм» итальянских фильмов. Разве у нас нет таких людей? Есть, но у нас нет системы, которая позволяла бы им раскрыться, стимулировала бы их. Вопрос не в режиссёрах иного, более высокого уровня, а в продюсерах, способных дать режиссёрам с идеями возможность делать фильмы так, как они хотят. И не только на заключительном этапе, при монтаже, а — от начала и до конца».

Определённо, Боб симпатизировал Берту потому, что тот носил короткую причёску, не курил «траву» и точно знал, где и когда в отношениях между людьми заканчивается бизнес. Как-то, в очередной раз выслушивая жалобы Берта по поводу управленческих проблем в его собственной компании, он спросил:

— А не бросить ли тебе всё это?

— Брошу, а дальше что?

— Создадим свою компанию.

Так, в 1965 году, Шнайдер ушёл из «Скрин джеме», чтобы в Лос-Анджелесе вместе с Рэфелсоном создать крошечную компанию под названием «Райберт», которая после вхождения в неё друга Шнайдера Стива Блонера полностью изменила киноиндустрию. По первым буквам имён основателей компанию назвали «Би-Би-Эс».

Смышлёным Рэфелсона считали ещё в детстве. Он постоянно пропадал в «Талии» или «Нью-Йоркере», а главное — был двоюродным братом легендарного Сэмсона Рэфаэлсона, который писал сценарии комедий для самого Эрнста Любича [23] . Боб рос вместе со старшим братом Дональдом на 81-й улице в доме №110 по Риверсайд-Драйв. Семья принадлежала к вполне благополучному среднему классу — отец занимался производством шляп. Боб ходил в частную школу Горация Манна, а его родители состояли членами загородного клуба в Уэстчестере.

Тоби Карр познакомилась с Бобом в тринадцать лет. «Мы поехали к его приятелю, потому что у того в доме тогда была девчонка, которая Бобу нравилась, — вспоминает Тоби. — Так вот он ночь напролёт миловался с ней на диване, а я всё это время простояла у рояля, слушая, как его друг без конца играл «Рапсодию в блюзовых тонах». Когда вечеринка закончилась, я, выходя из такси, подчёркнуто вежливо произнесла всё, что положено в таких случаях, вроде: «Большое спасибо за прекрасный вечер», — что, конечно, было большим преувеличением, а он просто захлопнул дверь машины и усвистал. Мне бы тогда его понять. Вспоминая тот вечер теперь, всё кажется таким очевидным. Определённо, я искала приключений на одно место».

Мать Рэфелсона любила выпить. Загулы продолжались дни напролёт, а сама она могла то жестоко обидеть, то нежно приласкать. «Боб оказался таким же, — рассказывает Тоби. — Он мог повести вас куда-то, потом неожиданно развернуться на 180 градусов, а ты стоишь несчастная, чувствуешь себя обиженной и оскорблённой и ничего не понимаешь. Он и мозги пудрить мог также. Думаю, это у него от матери».

Предполагалось, что Боб продолжит семейный бизнес, но, презирая шляпы, он всеми силами старался избежать подобной участи. После окончания средней школы Боб направился в Дартмутский колледж [24] . Шли 50-е годы. Поэтому не удивительно, что он обожал черные свитера с высокими воротниками, читал Сэмюэля Беккета [25] , Жана-Поля Сартра [26] и Джека Керуака [27] . Он был красив, как может быть красив только истинный еврей: копна темно-каштановых волос над высоким лбом, вечно надутые, как бутон розы, губы и разбитый нос боксёра. Боб был высок, худощав, но крепко сложен и сжат как пружина, что казалось, от него вот-вот во все стороны понесутся электрические разряды. Ему словно на роду было написано быть в центре событий. Похоже «Белый негр» Мейлера [28] был написан специально для него. Задумчивость Боба в сочетании с жестокостью, качеством настоящего хищника, привлекали к нему людей. Однако спустя годы, когда перспективы становились всё туманнее, а карьера так и не складывалась, все поняли, что у него обычная депрессия.