— Такая красивая, — прошептал он у ее шеи, отогнул ворот платья, расстегнув пуговицу, и покрыл легкими горячими поцелуями кремовые холмики грудей.

Она тихонько постанывала, он поднял голову и снова прижал ее к себе. Они больше не двигались, просто стояли вместе, слушая чувственные песни и давая охватившему их пламени немного утихнуть. Наконец он слегка отстранился, и она поняла, что музыка закончилась, а она слушает неровный ритм его сердца.

— Кофе? — пробормотал Мэтт, и Джорджия кивнула, не желая отпускать его даже ненадолго.

Она пошла с ним в кухню, чтобы взять поднос, а потом они вернулись в гостиную и сели на один из огромных удобных старых диванов, стоящих вокруг камина.

— Черный или со сливками? — спросил он.

— Со сливками. — Она взяла чашку из английского фарфора, украшенную розами, и сделала оценивающий глоток. Было очень вкусно: под холодными сливками сильнее чувствовалась крепость кофе, которая наполняла теплом. — Ты налил туда спиртного, — мягко укорила она, и он озорно улыбнулся, излучая опасность, но одновременно напоминая невинного мальчика, и ей очень захотелось отбросить сдержанность и позволить событиям развиваться своим чередом.

— О чем задумалась?

Джорджия принужденно рассмеялась.

— Ни за что не догадаешься, — ответила она и сделала еще глоток. Ирландское виски, подлитое в кофе, обожгло горло.

— Это, наверное, были серьезные мысли, — заметил он тоже со смехом, и она почувствовала, как румянец опалил щеки.

— А ты не хотел бы узнать?

— Конечно. Иди сюда, а то ты очень далеко. Она поставила чашку и придвинулась ближе. Он обнял ее за плечи и прижал к себе. Голову он откинул на спинку дивана, а ноги положил на кофейный столик и легко вздохнул.

— Прекрасно, — лениво молвил он. — Чувствую себя как Скэлли: хорошо покормили, приласкали – и всем доволен.

— Остается надеяться, что собака не загонит тебя на крышу сарая, — заметила Джорджия.

Под ее ухом задрожала от смеха его грудь.

— Ты очень красивая, — тихо произнес Мэтт и пошевелился, так что ее плечи прислонились к спинке дивана, а сам он склонился над нею со странным выражением лица.

Задумчивым и грустным, но уж точно страстным.

Джорджия дотронулась до его щеки и притянула его лицо к своему.

Она решила сдаться...

Она так естественно смотрелась в его кровати и была еще более красивой, чем он представлял себе...

На ласки она не просто отвечала, а становилась необузданной, щедрой и откровенной. Его тело напряглось при этой мысли, и он повернулся от окна, чтобы снова посмотреть на нее.

Жаль было будить ее, но миссис Ходжес, наверное, надо идти домой — скоро наступит полночь. Он тихо оделся, отгоняя мысль о том, что стоит ему лишь прикоснуться к ее губам, и он окажется рядом с нею в постели и у него не будет сил сопротивляться ее притяжению.

— Джорджия, проснись, дорогая. Пора идти домой.

Ее глаза лениво открылись, и она долго смотрела на него, потом улыбнулась, и взгляд стал мягким от воспоминаний.

— Я подумала, что это был сон. Он тихо засмеялся.

— Еще какой сон!

— Мне уже снился подобный, — призналась она, — но не такой хороший. Наяву было лучше.

— Знакомое чувство. — Он стянул простыни и стал разглядывать ее: мягкую кремовую грудь, темные розовые соски и ямку пупка. — Какая ты! — пробормотал он. — Изумительная. Черт, я не хочу, чтобы ты уходила.

Она протянула руку и провела по его губам тонким, огрубевшим от работы пальчиком.

— Поцелуй меня еще раз, — прошептала она. Уже было далеко за полночь, когда он отвел ее домой.

Джорджия поцеловала его на прощание в щеку, потому что рядом была миссис Ходжес и в восхищении ожидала сцены расставания.

Джорджия спросила ее о детях, расплатилась и, закрыв дверь, прислонилась к ней и обхватила себя руками. Она не имела представления, как все между ними будет: бурно, страстно, нежно, поземному просто... и словно над ними летали ангелы...

Ой, она сходит с ума, уже даже стала мыслить поэтическими образами!

Люблю его, с ужасом подумала Джорджия и закусила губу. Теперь ей ясно, что она любила его и раньше, а сейчас, когда лучше его узнала, любит еще больше.

Она вошла в ванную, посмотрела на себя в зеркало и едва не расхохоталась.

По всему облику было видно, что ее крепко и по-настоящему любили. Губы распухли от поцелуев, волосы разлохматились, а глаза... В них появилось блаженство, а взгляд стал томный и довольный.