Я пришла к пани Плошаньской, актрисе, если вам уж так нужно знать.

Швейцар объявил, что пани Плошаньская только что вышла, и что я смело могу покинуть гостиницу.

— Тогда я подожду, — дерзко возразила я.

Швейцар рекомендовал подождать на террасе, чтобы не разносить грязь сапогами по всему холлу и не заливать пол дождевой водой, стекающей с плаща. Бессовестный, он смотрел на меня такими глазами, будто моя грязь и моя дождевая вода были самого наихудшего сорта. Я запомнила ему это, пусть не думает, что имеет дело неизвестно с кем. Если бы он знал, что я была когда — то главарем банды, наверно, согнулся бы передо мной в поясном поклоне с умильной улыбкой на лице.

Вдруг в углу, у стойки с доской, на которой висели ключи, я увидела Франта. У него с уже закрытого зонта тоже стекала вода, но, разумеется, никто не посмел сделать ему замечание. Портье за стойкой подал ему ключ.

Новая сенсация! Итак, Франт не проживает в доме огородника, он только переодевается там, как в театральном гардеробе. А тем временем за номер в гостинице ежедневно выбрасывает как минимум сто злотых. Видно, хочет показать всем, что может себе это позволить. В гостинице он демонстративно пускает пыль в глаза, а в доме огородника у него притон. Знаем мы таких!

Поигрывая ключом, Франт пересек холл и, взбежав по ступенькам, скрылся на лестничной площадке.

— Ну, чего же ты ждешь? — грубо спросил швейцар. Я поняла, что он намерен выпроводить меня как можно скорее, и стояла ошеломленная, будто на голову мне обрушился потолок. Схватив за мое плечо, швейцар собирался уже вытолкать меня за дверь, как вдруг я увидела подкатившую к нам инвалидную коляску.

— Добрый день, — поздоровался со мной калека. — Ты хотела помочь мне решить кроссворд.

— Да, да, — подтвердила я. — Мне известна эта птица.

— Тебя послало само небо. — Калека протянул ко мне костлявые руки. — Ну, пожалуйста, что это за птица, из — за которой я вчера не смог заснуть?

Название птицы уже вертелось на кончике языка, но я вдруг начисто забыла его, будто меня заколдовали. Знала, что слово начинается на "м", кончается на "у" и состоит из шести букв, не забыла даже, что птица относится к семейству аистовых, обитает в Африке, питается падалью и гнездится на баобабах, но не могла вспомнить, как она называется. Видимо, так захотела судьба, ибо, припомни я тогда название птицы, дело о шляпе за сто тысяч злотых прояснилось бы гораздо раньше.

— Забыла, — огорченно вздохнула я.

— Подумай, — приветливо посоветовал он, — может быть, еще вспомнишь.

— Честное слово, знала, только вот насмерть забыла.

— Не расстраивайся, есть еще время.

Он говорил "не расстраивайся", а я вся дрожала от волнения. Перед моим мысленным взором стояла телеграмма. Я точно видела каждое ее слово, каждую дырочку на ней, и только эта подпись выскочила у меня из памяти.

Теперь уже швейцару не потребовалось выпроваживать меня из гостиницы, я выбежала сама, не смея взглянуть калеке в глаза. У этого бедняги с лицом мученика парализованы ноги, он не может ночью заснуть, а я забыла… Поэтому, устыдившись своей забывчивости и разозлившись на себя, я убежала.

На улице по — прежнему лил дождь, и не было даже намека, что он может прекратиться. А меня угнетала мысль о глупой птице, которая сидит себе на баобабе и знать меня не желает. Но вскоре я перестала предаваться унынию, ибо ничего не могла этим добиться. Вполне хватало забот с загадочной шляпой. Да чтоб он пропал, этот трупоед из семейства аистовых!

Меня очень интересовало, что сумел выявить Мацек. Могла поклясться, что назревает новая сенсация. Но я не застала Мацека ни в "Марысеньке", ни где — нибудь еще и встретила его только на Пасечной.

— Где ты так долго пропадал? — закричала я еще издали.

— Сидел на дереве, — ответил он с весьма таинственным видом, продемонстрировав в доказательство порванные на коленях джинсы. — Надеюсь, теперь ты будешь мною довольна.

— А как ты оказался на дереве?

— Вскарабкался.

— Понимаю. А зачем?

— Следил за виолончелистом.

Наконец — то он заговорил по — человечески. Может быть, из этого Мацека еще выйдет толк.

— Рассказывай с самого начала! — скомандовала я.

Мацек помолчал и, сглотнув слюну раз — другой, в конце концов приступил к рассказу. Говорю тебе, Девятка, я все сделал как надо. Виолончелист сворачивает на Полевую, я за ним… Он сворачивает на Пасечную — я за ним…

— А потом перебрался через стену, — вставила я.

— Откуда тебе известно?

— Валяй дальше, у нас мало времени.

— Значит, перебираюсь через стену, потом продираюсь сквозь кусты. Говорю тебе, как в джунглях. Думал, потеряю его из виду, но не потерял. А по пути заметил совершенно фантастический экземпляр черного дятла…