Шрифт:
— Я тоже не понимаю, что к чему, — поведал в раздумье Мацек. — Но нужно идти обедать, скоро два часа.
— Ты просто гений, Мацек. Насмерть забыла, что проголодалась. После обеда заскочу к тебе. Чао!
Вот так номер!
На обед были суп, жареная треска с картошкой и сладкий пирог с крюшоном. И наконец — то семья собралась в полном составе.
— Снова треска, — пожаловался папа.
— И снова жареная, — как эхо откликнулся Яцек.
Мама, все еще мысленно переживавшая последнюю партию бриджа, ничего на этот раз не сказала.
— А чем ты вообще занята? — поинтересовался папа.
— Вот именно, — вторил ему Яцек, — тебя нигде не видно.
— Интересно! — взорвалась я. — Ездишь с отцом на рыбалку и еще хочешь меня видеть?
— Ну вот, опять, — вздохнула мама. — Хоть за столом могли бы не ссориться.
— Когда она всегда первая начинает! — кричал Яцек.
Отец нетерпеливо чмокнул.
— Прекратите, а то начнется ад кромешный.
— Извини, папа, что тебе не нравится? — спросила я.
— Что тебя никогда не бывает дома.
— Правильно, — подтвердила мама. — Где тебя только носит? Чертенок, а не девочка.
— Я? — Голос мой звучал вполне благонравно. — Еще в Варшаве вы говорили, что нужно обязательно вдыхать йод. Вот я и вдыхаю.
— Весь день ничего не делаешь, а только вдыхаешь? — зацепил меня папа.
— И насыщаю организм кислородом. Кажется, у моря очень много кислорода и озона.
— А язычок твой становится все острее.
— Да — да, — подхватил Яцек, — ничего не делает, а только огрызается.
— Опять вы ссоритесь! — упрекнула мама, заламывая руки. — Люди ведь слушают. Я знала, что так и будет. — Она вдруг без видимого повода рассмеялась. — А я сегодня сыграла шлемика в пиках.
— Но в конце концов, наверное, проиграла?
— Нет, мой дорогой, я приготовила тебе сюрприз. Выиграла.
— Интересно, сколько?
— Три пятьдесят.
— Выигрываешь три злотых, а проигрываешь двадцать.
— А ты обещаешь принести во — о—от такую щуку, а возвращаешься с двумя плотвичками.
— Не стоит продолжать, ты никогда меня не поймешь, — вздохнул отец. — Сегодня неудачный день, не было клева.
— А я, наоборот, время до обеда повела превосходно. Играла в паре с одной милой докторшей из Жевуша. Она живет в гостинице "Под тремя парусами" и пригласила меня на послеобеденный бридж.
Услышав это, я едва не подавилась рыбьей костью.
— В гостиницу? — переспросила я.
— А что здесь удивительного?
— Тогда, мамуся, я пойду туда поболеть за тебя. Я еще никогда не была в такой роскошной гостинице.
— В ней нет ничего особенного.
Если бы только мамуся знала, что в этой гостинице проживает Франт, у которого сотня итальянских галстуков, а также пани Моника Плошаньская, которая исчезла в башне и с тех пор о ней ни слуху ни духу, то никогда бы, наверно, не сказала такой нелепости.
— Возьми ее с собой, что тебе стоит, — заступился папа. По крайней мере, будет у тебя на глазах.
Мамуся посмотрела мне прямо в лицо.
— Только умоляю тебя, Крыся, веди себя прилично и оденься по — людски.
Я оделась по — людски, то есть как обычно одеваются девочки. С отвращением натянула юбку, надела поплиновую блузку, влезла в женские туфли и думала, что меня стошнит, когда посмотрела на себя в зеркало. Я выглядела как мальчишка, переодетый девчонкой.
Что поделаешь, приходилось жертвовать собой во имя интересов расследования. И я пошла с мамусей — послушная, воспитанная, как к тете на именины.
В клубном зале гостиницы мамуся уселась за столик с тремя другими дамами и, как только она взяла карты в руки и затянулась сигаретой, я тут же перестала для нее существовать. Ничего удивительного, я не была даже слабенькой трефовой двойкой в карточной колоде.
Какое — то время я делала вид, что наблюдаю за игрой, но мыслями была уже в номере пани Моники и у дверей в номер Франта. Еще бы немного, и я улизнула, если бы не пани Моника Плошаньская, которая, как дух старого замка, возникла на фоне дверей клубного зала. Нужно признать, что дух этот выглядел великолепно. Макияж, о котором можно лишь мечтать, наимоднейшая прическа, элегантные движения и полный достоинства взгляд. А платье — шелковое, разумеется, вечернее — ну точно как в последнем номере журнала "Пшекрой". Потрясающе!