Что-то коснулось его спины — дрожащие пальцы.

— Роман.

Он застонал, поднимая Теодосию на руки, одним мощным движением усадил на спину Секрета и вскочил в седло.

Теодосия, положив голову на грудь Романа, все еще слышала гром, дождь, барабанивший по одежде, и резкие звуки копыт жеребца по размокшей земле.

Ее дыхание согревало ему грудь, он прижал ее крепче, почувствовав дрожь. «Такая мокрая, — подумал он. — Дыхание теплое, а грудь холодная и обнаженная».

Злость снова рвалась наружу, хотелось кричать, но он продолжал направлять быстрый и ровный бег Секрета к маленькой хижине неподалеку, пока, наконец, натянув поводья, не остановил жеребца.

С Теодосией на руках спешился и помчался к хижине, одним пинком открыв дверь, другим — закрыв ее. Беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что произошло: вещи разбросаны по всему полу, золото исчезло — Бланко обнаружил хижину раньше, чем нашел Теодосию.

Он долго рассматривал пустой камин, собираясь с духом, чтобы задать вопрос, тревоживший его, но боялся ответа.

— Они тебя изнасиловали?

Она не слышала ничего, кроме его сердцебиения.

— Команчи, — произнесла она. — Хэммонд радовался, что они убили индейцев, Роман.

Он нахмурился. О чем она говорит?

— Один убежал, — прошептала Теодосия, — с ребенком. Хэммонд надеялся, что они умрут. Возможно, это были Маманте и его сын, которому ты дал еду, лошадь, винтовку, вначале заставив бороться, чтобы вернуть его гордость. Он нанял женщину из города, она принесла провизию для пикника. Хэммонд нанял ее. — Она вцепилась в его рубашку, увидев новую вспышку молнии в окне. — Пыталась найти тебя вчера вечером, но дверь не открывалась, Секрета не было, значит, и тебя тоже. Женщина приготовила ростбиф, но я думала только о бутербродах с изюмом.

Догадавшись, что это бред, Роман отнес ее в спальню и уложил на кровать. Вид ее обнаженной груди невольно заставил его сжать Кулаки. Но с нежностью, противоречащей ярости, начал снимать с нее мокрую одежду; раздев, накрыл одеялом, обнял и прижал к себе.

— Он говорил, что это сюрприз, — прошептала Теодосия. — Эта хижина. Но я бы все равно вспоминала тебя, куда бы он меня ни увез. Он оказался не тем, Роман. Не могла спать с ним.

Роману стало ясно, что она не отдала девственность Хэммонду Ллевеллину. А банда Бланко?

— Теодосия…

— Почуяла бурю, услышала ее. Ласточки летали низко, казалось, что касаются цветов. Мы сидели под деревом. На пикнике. И молния. Точно так, как тогда… мои родители… Я… я никогда еще не испытывала такого ужаса. — Она не всхлипывала, но он почувствовал, как увлажнилась его рубашка. — Испугалась, Роман, а он еще больше, и бросил меня. Осталась совсем одна с молниями и теми мужчинами. Бежала так быстро, как только могла. Но молнии преследовали меня, и эти люди тоже. Загадала желание — не на звезду, а на Волшебную гору, и потому появился ты.

— Значит, они не…

— Нет. Ты убил их прежде, чем они смогли. Один убежал.

Он долго ничего не говорил.

— Прости, что сбежал от тебя вчера вечером. Его извинение согрело девушку больше, чем одеяло, которым он обернул ее.

— Это Иоанн Креститель, — прошептала она. — Пожалуйста, поверь мне, Роман, это Иоанн Креститель.

Мгновенно он все понял — она не предавала его, болтал попугай.

Тяжелое бремя вины придавило его.

— Прости, — снова произнес он. — Боже, я был так взбешен, Теодосия. Даже и не подумал, что птица…

— Гнев имеет обыкновение лишать нас рационального мышления.

Ее обращение к интеллектуальным упражнениям убедило его, что она успокаивается. Убрав мокрую прядь волос с ее лба, глядел, как капли дождя скатываются на подоконник.

— Буря. Ллевеллин не понимал, как ты боишься молнии, а я знаю, поэтому и вернулся. Управляющий сообщил, где вы с Ллевеллином и что он нанял несколько человек, чтобы перевезти вещи в хижину. Я собирался защищать тебя от молнии, но нашел в лапах банды Бланко.

Она почувствовала, как он поцеловал ее обнаженное плечо, и задумалась над его рассказом: считая, что она выдала его секрет Хэммонду, он, тем не менее, выскочил прямо под пули ради нее, убил четырех бандитов и мог умереть сам — ради нее.

Нахлынули такие глубокие эмоции, что она совершенно лишилась чувств. Громкий птичий крик раздался в комнате, и через плечо Романа она увидела Иоанна Крестителя.

— Должно быть, они перевернули клетку, когда обыскивали хижину, — вслух размышлял Роман. — По крайней мере, с ним ничего не случилось.