Вернувшись с Теодосией в гостиничный номер, Роман повесил свою шляпу и портупею на вешалку и объявил, что ему скучно.

Теодосия, перестав снимать перчатки, взглянула на него.

— Скучно?

— Смертельно. — Сцепив руки за спиной, он принялся вышагивать по комнате, время от времени останавливаясь, чтобы поглазеть в окно и тяжело вздохнуть.

Иоанн Креститель вытянул ногу между прутьями клетки.

— Конечно, нельзя без конца наслаждаться мацерированием, — воскликнул он.

— Мы могли бы еще вернуться на ярмарку, — предложила Теодосия Роману, сняв шляпку и туфли и наполнив баночки для еды и воды у попугая.

Роман покачал головой и сбросил рубашку.

— Жарко, — объяснил он, увидев испуганный взгляд на ее лице. — Жарко и скучно. — Он изобразил широкий зевок.

Теодосия не могла удержаться, чтобы не уставиться на него: крепкие мускулы груди вздувались И перекатывались, словно у него под кожей были шеи. Он представлял изумительный сексуальный вид, и лишь когда первое теплое трепетание ожило внутри нее, отвернулась и села на твердый, с высокой спинкой стул перед маленьким письменным столом.

— Почему бы вам не вздремнуть немного?

— Не хочу спать. Умираю от скуки, а сон — самое скучнейшее занятие, которое только можно придумать. Назовите что-нибудь, чем мы могли бы заняться, и я выберу одно из них.

Он знал, каково будет ее предложение, и надеялся, что не потребуется много времени на его обдумывание.

— Что, если заказать легкую трапезу? Может быть, немного фруктов?

— Мы же ели несколько часов назад. — Для большего эффекта он остановился перед маленьким ковриком у кровати и начал толкать его носком сапога. — Боже, какая скука.

— Не хотите поговорить? Он вперил взгляд в потолок.

— Мне хотелось бы заняться чем-то спокойным, но… не знаю, тихим, что ли… посидеть и расслабиться, но не могу просто сидеть, ничего не делая.

Она на мгновение задумалась. — Можно немного почитать. Его охватило торжество.

— Почитать? В общем-то, хорошо было бы, но у меня нет книг.

— О, это совсем не препятствие, мистер Монтана. — Улыбнувшись, Теодосия встала и открыла один из своих сундуков.

Роман увидел, как она достала несколько толстых томов, — ни один из них не был сексуальным руководством.

— Что это?

Она принесла их на кровать и разложила на матрасе.

— Вот это, — указала она на самую большую книгу, — полное собрание сочинений Шекспира.

Вторая — история Великого Сфинкса, который является грандиозной и величественной скульптурой Египта.

Не видя в его реакции энтузиазма, она потянулась к третьей книге.

— А это подробный и крайне интересный учебник о человеческой селезенке.

— Селезенке?

Она погладила переплет книги.

— Селезенка — это высокососудистый, не имеющий выводного протока орган, расположенный возле желудка или кишечника большинства позвоночных. Он занимается конечным разрушением кровяных клеток, хранением крови и…

— Ага, я знаю все о селезенке. — Селезенка? Боже, разговор о чем-то подобном в самом деле мог бы уморить его до смерти!

Она слегка нахмурилась.

— Вы знакомы с селезенкой?

— О, конечно. Селезенка — это… ну, вы знаете. Это тот кусок кишки, который разрушает желудок. Я всегда сочувствовал тем людям, у которых есть селезенка.

— Но…

— Мне также известно все, что нужно знать о Шекспире. Он тот, кто сочинил историю про женщину по имени Джули, выпившую яду и умершую, так что ее возлюбленный, Гамлет, не смог смыть то чертово пятно крови со своих рук. И хотите знать, как Великий Стинкс получил свое название? Он воняет, и неудивительно: в нем похоронено, наверное, с тысячу египетских королей, если бы египтяне хоронили своих покойников в землю, как это делаем мы, они бы не назвали скульптуру Великий Стинкс. Ну, что еще есть у вас почитать?

Теодосия расхохоталась. Она просто не могла удержаться.

— Вы, сэр, самый поразительный рассказчик, с которым мне довелось встречаться.

Ее смех порадовал Романа, ибо он слышал его нечасто, ему нравилось видеть ее такой, счастливой и беззаботной.

Конечно, ему не меньше нравилось видеть ее в агонии желания, не в состоянии дышать или противиться ласкам.

С этими мыслями в голове он посмотрел на книга, которые она ему показала, и задумчиво почесал подбородок.

— А у вас нет еще чего-нибудь, что я мог бы почитать?