Шрифт:
Она отложила медицинскую книгу о человеческой селезенке.
— У меня есть сексуальный справочник.
— Справочник? Что…
— Руководство, — пояснила она. — «Сладостное искусство страсти». Но когда я как-то спросила у вас, сколько времени вам понадобилось бы, чтобы изучить ее содержание, вы дали понять, что уже сведущи в искусстве страсти.
Его мозг лихорадочно заработал.
— Ну, да, именно так, и очень хорошо. Страсть — знаю о ней все. Вы называете ее, я делаю. В общем, хотя я и опытен, любопытно, знали ли те тибетские знатоки секса столько же, сколько известно мне.
Они могли много насочинять просто так, чтобы произвести впечатление на тибетских девушек.
— Мистер Монтана, вы серьезны в своем желании просмотреть трактат?
«Желание — ключевое слово», — подумал Роман.
— Вполне серьезен, мисс Уорт.
Кивнув, она собрала все книги, которые не произвели впечатления, отложила их в сторону и распаковала сексуальное руководство.
Роман прямо-таки выхватил книгу из ее рук и растянулся на кровати, собираясь читать.
— Возможно, позже мы могли бы обсудить некоторые места трактата, — предложила Теодосия, собирая письменные принадлежности, чтобы написать письмо Аптону и Лилиан, пока Роман будет читать. — Было бы крайне интересно узнать, как вы сравните тибетскую практику с той, которую имели в прошлом. Уверена, обнаружите огромное культурное различие.
Ее предложение моментально возбудило его. Проклятие! Он не прочел еще ни единого слова сексуального трактата, а уже заводится!
Чтобы скрыть свою реакцию, он открыл книгу и положил ее на бедра. Затем попытался придумать научно звучащий ответ на ее предложение.
— Э… да. Конечно, мисс Уорт. Буду более чем рад научить вас разнице между действиями тибетцев и действиями американцев.
— Научить, мистер Монтана?
— Показать. Имею в виду…
— Обсудить, полагаю, то слово, которое вы ищете.
«Обсудить, как же», — подумал он, но вслух сказал:
— Да, это то, что я имел в виду.
Удовлетворенная, Теодосия вернулась к письму.
Все еще распираемый желанием, Роман повернулся на бок, к ней спиной и открыл книгу.
Первая схема была сложена втрое. Развернув лист, понял, зачем это сделано, — он оказался длиннее остальных. Когда страница полностью была расправлена, его взгляду открылась диаграмма, изображавшая в возбужденном состоянии мужской член, имевший, по его подсчетам, около двенадцати дюймов длины и неимоверную толщину. Надпись под диаграммой гласила: «Горе мужчине, который не наделен подобным, ибо ему никогда не удовлетворить женщину».
Роман уставился на диаграмму, гадая, был ли это автопортрет тибетского знатока секса: если так, то мужчина — чертовский лжец либо ему позировал слон.
Почувствовав облегчение от своей гипотезы, Роман сложил диаграмму, перевернул страницу и увидел еще один набросок, на этот раз изображающий пару, занимающуюся любовью в цветочном саду.
Роман нахмурился: ноги мужчины и женщины так переплелись, что нельзя было сказать, какие и кому принадлежали и где чей зад. Подумав, что, возможно, изучает рисунок неправильно, перевернул книгу вверх ногами, но теперь казалось, будто все это происходит на небе.
«Черт, — подумалось ему, — мужчина должен быть акробатом, чтобы заниматься любовью с тибетской женщиной».
Обескураженный странным рисунком, он не услышал, как Теодосия подошла к кровати. Легкое прикосновение руки к его плечу напугало его так сильно, что Роман вскрикнул и уронил книгу.
— Ради Бога, мисс Уорт, не подкрадывайтесь так ко мне!
— Хотела узнать ваши первые впечатления относительно тибетского ученого.
Он сел и пригладил пальцами волосы.
— Лживый акробат, вот что я думаю! Неужели вы действительно верите в то, что написано в этой глупой книжке?
Сильно заинтригованная его явным неприятием трактата, она присела на кровать и взяла книгу. Полистав ее, просмотрела несколько страниц.
— Фактически… да. У меня не было причины думать иначе до сих пор. Почему вы считаете, что трактат глупый, мистер Монтана?
— Да потому, что… — замолчав, взял у нее книгу. Открыв страницу, где была изображена занимающаяся любовью пара, ткнул в нее пальцем. — Если изображается одна из непривычных поз, о которых вы как-то говорили, то это — не крайне необычно, а просто невозможно!