— Итак, — сказала она резко, — чего тебе надо?

Голос Роналда прозвучал удивительно ехидно:

— А что, вы куда-то спешите? Мне так не показалось.

Она постаралась не замечать растущего между ними напряжения. Если бы она была Марибель, то не сомневалась бы, что взгляд Роналда означает желание немедленно отправиться с ней в постель. Но он не хотел ее, Памелу. Он недвусмысленно дал ей это понять. Так в чем же дело?

Неожиданно Роналд взял ее за рукав. Она опустила глаза, рассматривая его длинные пальцы.

— Синтетический, — прошептала Памела.

При звуке ее голоса Роналд вскинул глаза, словно она разрушила чары, его губы беззвучно шевелились. На самом деле он не собирался прикасаться к ней и только что с изумлением обнаружил, что сделал это.

— Гмм…

— Свитер, — пояснила Памела. — Он синтетический.

Его взгляд сделался странным, каким-то потерянным.

— Мягкий… на ощупь, — прошептал Роналд.

— Возможно, — заметила она сухо. — Ты хотел поговорить со мной?

Он помедлил, прежде чем ответить:

— Да, хотел. — Его взгляд скользнул по телу Памелы, заставив ее задрожать.

— Ну, так говори, — поторопила она.

— Может быть, это вы мне что-нибудь скажете? — спросил Роналд. — Например, почему вы на меня так смотрите?

Памела желала, чтобы ее сердце перестало биться в таком бешеном ритме. Как можно более ровным тоном она произнесла:

— Как это — так?

— Странно.

— Разве? Может быть, ты просто видишь то, что тебе хочется видеть?

На мгновение его взгляд расфокусировался. Глаза смотрели сквозь нее, и, казалось, он был далеко отсюда — может быть, снова переживал ту ночь, когда держал ее, обнаженную, в своих объятиях. Но это длилось недолго. Роналд вернулся. Его взгляд снова стал острым и пристальным.

— Не думаю, — произнес он.

— Я устала от твоих допросов. Если ты не интересуешься мною, какое тебе дело до моей личной жизни?

— Я на службе. Мне до всего есть дело.

— Я заметила это несколько ночей назад.

Его взгляд словно прожег ее насквозь.

— Да?

Конечно, заметила. Не в силах бороться с собой, Памела с нарочитой неторопливостью провела кончиками пальцев по отвороту его пиджака.

— Ты помешал мне работать только затем, чтобы удовлетворить свое любопытство?

Роналд перехватил ее руку, прижал к своей груди и мягко произнес:

— Не искушайте меня.

— О, — прошептала Памела насмешливо, — я думала, ты выше всего этого.

— Надеюсь, что так.

Памела понимала, что он прав. Не желая давать ему шанса вновь отвернуть ее, она отстранилась сама.

— Если хочешь знать, я всегда была домашней девочкой. Ни с кем не дружила, кроме Марибель…

Это была правда, горькая правда. У нее всегда было множество знакомых, и никогда — по-настоящему близких друзей.

Роналд вопросительно поднял бровь.

— И вы искали утешения у мужчин?

Памела покачала головой.

— Боюсь, ты понял меня превратно.

— Скорее всего, — неожиданно признал Роналд. — Послушайте, — добавил он, — я прошу прощения, Памела.

— Прощения?

— Да.

Его голос стал тише, пальцы вновь отыскали рукав ее свитера, а затем скользнули вниз. Их руки соприкоснулись, и опять словно бы электрическая искра проскочила между ними. Памела смотрела на него, ошеломленная, ее сердце снова бешено стучало.

— Ты, правда, только что назвал меня Памелой?

Роналд посмотрел на нее смущенно.

— А что?

— Словно ты не знаешь. — Она пристально изучала его. — Обычно ты называешь меня мисс Гарди.

— Да, — отозвался он странным голосом. — Да, я назвал тебя Памелой.

— Может, тебе не стоило этого делать, — медленно произнесла она, спрашивая себя, что все это должно означать и что ей, в конце концов, делать с собой. — Что ты собирался сказать?

— Я пришел извиниться… Памела.

Вот опять — Памела, Черт!

— За что?

Он медлил, глядя мимо нее на семейные фотографии, висящие на стенах, и ее сердце готово было выпрыгнуть из груди. Этот человек был опасен. Он смотрел на фотографии так, словно пытался понять истинную сущность ее, Памелы, осознать, как она чувствовала себя все эти годы — единственный ребенок, живущий в тени могущественных родителей. Он мог предположить, что ее разнузданное поведение было проявлением комплекса неполноценности. Подобный «неправильный» образ жизни зачастую казался ей безопаснее, чем попытка соответствовать стандартам Гарди.