– Ну Ника! Ну прости, пожалуйста! Сколько извиняться можно?! – Эля не находила себе места и, демонстрируя поочередно равнодушие, обиду, возмущение и, наконец, раскаяние, пыталась меня разговорить. Но давний страх держал крепко и я, даже простив несносное создание, все никак не могла вернуться из прошлого, затянувшего меня словно холодный глубокий и смертельно опасный омут.

Такой омут был на реке, питавшей наш город удивительно чистой и вкусной водой. Его знали все от мала до велика. В раннем детстве мамы и папы подводили мальчиков и девочек к крутому берегу и, указывая на омут, говорили: «Смотри, зайка, это – дом Водяного. Никогда не подплывай к нему. Никто и никогда оттуда не выбирался. А ведь мамочка (папочка) не хочет потерять тебя, солнышко». И это была чистая правда. Никто из тех, кто по удали, неосторожности или пьянке попадал в омут, так и не сумел вырваться из крепких объятий Водяного. Никогда. Именно поэтому я и пришла на обрывистый берег в одну из беспросветных ночей, когда исстрадавшаяся душа уже не могла выносить земной тяжести, мечтая об одном: улететь на небо. Я раздумывала недолго. Вернее, совсем не раздумывала, а только в последний раз окинула взглядом когда-то любимый мир, заключенный между двумя лесистыми горными хребтами и извилистой рекой, а потом шагнула с высокого камня в темноту ночи и речной воды.

Не знаю, как все повернулась бы, выбери я иной способ поставить крест на своей разбитой жизни. Но когда непреодолимое течение потянуло вниз, я внезапно ощутила его почти одушевленным врагом, возжелавшим моей смерти. И неожиданно для себя начала бороться. Из чувства упрямства и противоречия, вспоминая науку человека, из-за которого и оказалась в объятьях Водяного. «Твоя ярость и ненависть – это тоже сила. Огромная сила. Только нужно правильно ей воспользоваться, – звучал у меня в голове самый дорогой на Земле голос. – А для этого ты должна…»

В тот раз я все сделала правильно, и впервые за долгие годы дом Водяного остался без жильца. Но с тех пор на душе гораздо спокойнее, если от воды меня отделяют, по крайней мере, несколько метров.

– Ну Ни-и-ика, – снова заныло под боком малолетнее лохнесское чудовище, окончательно разгоняя дурман памяти. – Ну прости-и-и…

– Ладно, – бормочу я, проводя ладонью по глазам, – иди в последний раз окунись, и будем собираться. Но если ты еще раз!.. Утоплю, как котенка!

– О добрейшая из добрейших телохранительниц, – стала выстебываться Эля, приходя в обычное расположение духа, и уже из воды добавила: – я всегда знала, что благодаря тебе моя смерть будет быстрой и безболезненной!

И все-таки, интересно, за что Господь Челнокова такой доченькой наказал? Наверное, было за что…

– Эх, хороша телка! – пробормотал парень, не так давно интересовавшийся содержимым чужой пляжной сумки, нехотя опуская бинокль с двенадцатикратным увеличением.

– Ты про девчонку? – сидящий рядом очкастый субъект недоверчиво хмыкнул. – На малолеток потянуло? Ну у тебя и вкусы, Мачо!

– Не-е, я про охранницу, – улыбнулся во весь рот вышеозначенный Мачо. – Я таких телок еще не трахал.

– Каких таких? – вступил в разговор третий из четырех крепких молодых людей, прячущихся в кустах, скрашивая долгие часы наблюдения с помощью скрытой в черном полиэтиленовом пакете батареи «джин-тоников».

– Ну, таких… – Мачо провел руками по воздуху, очерчивая силуэт, напоминающий песочные часы. – И чтоб на топ-модель была похожа, и чтобы все было при ней. Понял, Жук, каких телок я еще не трахал? Ну не попадались они мне. До этого дня.

– Она – не телка, – очкастый взял бинокль из рук Мачо, мечтательно закатившего глаза, и вгляделся в сидящую под березой женщину.

– А кто?

– Кто угодно, только не телка. И самое поганое, что она вполне может нам все дело завалить. Вот что, мужики, план меняется. Лучше перестраховаться, чем обломаться. Если облажаемся, девчонку из дома больше вообще не выпустят. Плакали тогда наши десять зеленых «тонн».

– Ты чё, Интел? – возмущенный Жук даже привстал с коротко спиленного пенька. – Думаешь, мы с Мачо одну бабу не завалим?

– Конечно, не завалите, – как ни в чем не бывало ответил Интел и, отвечая на безмолвный вопрос трех членов банды, заявил: – Потому что я не позволю. Заказчик четко сказал: без трупов. А клиент всегда прав. Даже когда полную туфту гонит. Понятно?

– Да я не мокруху имел в виду, – Жук даже обиделся, – «завалить» – в смысле просто завалить. В кусты. И оприходовать. Все равно девчонку нам трогать запретили. Так Мачо хоть на охраннице душу отведет. Его маруха* уже неделю как на Канарах с этим фраером залетным ласты парит. Вот у Мачо сперма из ушей и течет.

– Это можно, – Интел свел густые брови в напряженных раздумьях. – Значит, сделаем так…

– Ну что, пошли? – Эля нетерпеливо подскакивала на месте, ожидая моей команды. – В театр же опоздаем! Ты мне так спектакль сегодняшний расписала, что я прям кипятком писаю – посмотреть хочу.

– Кипятком она писает, – пробурчала я, подхватывая собранную сумку. – Лучше бы бензином девяносто пятым. Кажется, я заправиться забыла. Придется на заправку сворачивать.

Но сначала мы свернули на ведущую к стоянке тропинку. Солнце еще светило вовсю, поэтому отдыхающие не торопились уходить, продолжая вкушать прелести погожего летнего дня, плавно переходящего в вечер. В лесу и на душе пели птицы, и все было просто замечательно, пока моя слегка обгоревшая спина не покрылась гусиной кожей, ощутив таранящий удар взгляда. Нет, не удар – два удара, причем ниже пояса.