Свадебный торт был торжественно разрезан и съеден, все речи произнесены. Гости стали расходиться: кто в сад, кто в холл, кто в свои комнаты, чтобы отдохнуть и переодеться для поездки в клуб, где намечался танцевальный вечер.

Извинившись, Лиз оставила Ника и Джейн наедине и поднялась к себе, чтобы подправить макияж. Главной же целью ее ухода было желание поговорить с Агнесс. Подкрасив губы, она выглянула в окно и увидела, как Джейн, отчаянно жестикулируя, рассказывает что-то смешное Нику. Тот внимательно слушал, а потом откинул голову назад и расхохотался. Лиз уныло призналась себе, что лучшей пары она в жизни не видела. К чему все сомнения насчет «несмолкающих слухов»?

И все же она направилась к комнате невесты. Из-за двери доносились приглушенные разговоры. То, о чем Лиз хотела спросить кузину, было строго конфиденциально и не терпело свидетелей, пусть даже очень близких подруг Агнесс. И Лиз ушла прочь.

В четыре часа новобрачные уехали на машине Гордона в аэропорт, откуда намеревались вылететь на Багамы. Гости потихоньку стали разъезжаться. Некоторые намеревались приехать в клуб на танцы.

Оказавшись внизу, Лиз тут же очутилась в компании Антонио, истосковавшегося по общению на родном языке.

— Свадьбы в Италии проходят более эмоционально, — с некоторой обидой в голосе сообщил он. — Когда молодые уезжают, их матери и другие женщины бьются в истерике.

— По-моему, вы немного преувеличиваете, — рассмеялась Лиз, заметив озорной огонек в его глазах.

— Только самую малость. Мы, итальянцы, не признаем дежурных улыбок. Мы более искренны в проявлении чувств. А кто эта рыжеволосая особа, столь увлеченно разговаривающая с Доменико?

Этот вопрос удивил Лиз: неужели Габриелла не обсуждала с мужем эти пресловутые слухи, касающиеся ее сына? Странно. Тем не менее она вкратце рассказала про Джейн, добавив при этом:

— Она тоже прекрасно разбирается в электронике, в частности в ЭВМ. Они собираются усовершенствовать громоздкие и неудобные электронно-вычислительные машины с тем, чтобы они были доступны всем. Они мечтают внедрить их даже в домашний обиход.

В этот момент к ним подошла Габриелла.

— Дорогой, — обратилась она к мужу. — Позволь мне поговорить с Лизеттой тет-а-тет. — И когда он ушел, сказала: — Антонио не хотел, чтобы мы приезжали сюда. Конечно, глупо, но он до сих пор ревнует меня к первому мужу. Все итальянцы такие, страстные и ужасные собственники. Когда Доменико женится, то станет таким же. Сейчас, в окружении американских родственников, он ведет себя иначе. Но внутри, — она приложила руку к сердцу, — он эмоциональнее, чем хочет казаться. Он страстный мужчина. Хотя… Наверное, вам этого говорить не нужно, ведь вы знаете его много лет и понимаете, что я имею в виду.

— Не совсем, — возразила Лиз. — Он остается для меня загадкой, и хотя в нынешнем окружении этого не чувствуется, — она широко обвела рукой вокруг себя, — но дух одержимости очень силен в Нике.

— Вероятно, вы правы. Я ничего не смыслю в его работе, для меня электроника — китайская грамота. Я знаю, что работа важна для него, но не настолько, чтобы пренебрегать своей женой, как его отец пренебрегал мной. Для Эрнста карьера всегда стояла на первом месте. Американские женщины не видят в этом ничего дурного, считая, что их мужья должны занимать ответственные посты. Я же хотела другого — быть просто любимой.

— Некоторые американки способны на сильное чувство, — задумчиво произнесла Лиз, вспомнив об Агнесс. — Можем ли мы судить других людей? Вы упомянули, что знакомы с Антонио с юных лет. Как же так случилось, что вы расстались?

— Моим родителям он пришелся не по вкусу. Его родственники — преуспевающие ныне промышленники. Мой отец всего добивался сам, а мать никогда не забывала, что ее отец был герцогом. Ей хотелось, чтобы я тоже вышла замуж за какого-нибудь важного человека. В то время мне казалось, что государственный чиновник с блестящим будущим намного интереснее парня, которого я знала с детства. Мне тогда едва исполнилось восемнадцать, а Эрнсту было тридцать четыре. Лучшего рецепта для несчастья не найти. А вот и Доменико.

— Мама, я отвезу Джейн в клуб, — сообщил он, подойдя к дамам. — Она хочет отдохнуть пару часов. Какие планы у тебя и Антонио? Вы остаетесь?

— Пожалуй, мы тоже поедем. И нам следует отдохнуть. Увидимся позже, Лизетта, — ласково попрощалась она с Лиз.

Лиз придирчиво посмотрела на себя в зеркало. На ней было то самое бледно-голубое бархатное платье герцогини, расшитое мелким жемчугом. Волосы были убраны наверх и скреплены заколкой в виде цветка. Никаких других украшений на ней не было. Пожалуй, с этим платьем неплохо смотрелись бы серьги, но, хотя Лиз проколола уши уже давно, подходящих сережек у нее не было. Стук в дверь заставил ее вздрогнуть. Может, это Маргарет?

— Входите.

В комнату вошел Ник. От его белого смокинга у нее перехватило дыхание. Она и раньше видела мужчин в смокингах на палубе шикарных яхт, но никогда не представляла своего возлюбленного в таком наряде.

— Я надеялся, что ты наденешь это платье. Когда я был по делам в Нью-Йорке, то увидел эти серьги и подумал, что они могут подойти к платью.

Он достал из кармана маленькую кожаную коробочку и открыл ее. На темно-синем шелке перед глазами Лиз засверкали, переливаясь всеми цветами радуги, крупные светлые аквамарины в обрамлении жемчужин.