Шрифт:
— Не думай об этом сейчас. Это подумается само. Я умоляю тебя, успокойся сейчас, ты обещала не волноваться. — Александр обнял ее и успокаивал, укачивал, как ребенка.
— Как ты можешь, Александр, зачем ты это делаешь?
— Я тебе обещаю, все будет хорошо. Я буду любить тебя всегда и буду любить твоего ребенка, как тебя саму.
— Ты не любишь меня. Иначе почему бы ты стал толкать меня в объятия другого мужчины, — в отчаянии сказала Таис, плача у него на груди.
— Ты ошибаешься, милая. Я делаю это из любви к тебе и только ради твоего блага. Но сейчас оставим это, успокойся, — он говорил нежно, но настойчиво, скрывая свое волнение.
Он посеял в душе Таис, как ей казалось, зубы дракона. И она долго не могла примириться с тем, что он разрушил ее тихий, радостный привычный мир, в котором ей было так хорошо. Она пыталась забыть, как будто и не было никакого разговора, но расчет Александра был верен: «думалось само» — зерно мало-помалу прорастало…
Наконец Таис открылась Геро. К ее удивлению, спартанка не посчитала эту идею ужасной и жестокой.
— Он вас всех окрутил вокруг пальца, одурачил и одурманил, — в сердцах воскликнула Таис.
— Его идея необычна, но разумна. Он думает о твоем будущем, о возможности его наихудшего развития. Разве ты не хочешь детей?
— Я хочу его детей! Детей желанных, от горячо любимого мужчины!
— Но это невозможно. Это было бы идеально и замечательно для вас, но это не-воз-мож-но! Ты же это понимаешь!
— Да, конечно… Я понимаю. И поэтому я могу обойтись… Мне никто не нужен, кроме него. Он заполняет всю мою жизнь.
— Таис, «…и нить тонка и жестока Ананка…» [39] , об этом ведь речь. Ведь он же такой безрассудный, отчаянный, он же первый там, где опасность.
— Нет, нет, нет, я не хочу об этом ни слышать, ни думать! С ним ничего не случится, — проговорила, как заклинание, Таис.
— Ах, милая подруга… — Геро вздохнула тяжело и обняла Таис. — Я думаю, он хорошо подумал, прежде чем предлагать тебе такие вещи.
39
Богиня неизбежности, мать богинь судьбы прях мойр.
— Может, на этот раз он ошибается? — упрямилась Таис.
— Ах, милая подруга… — только и смогла сказать Геро.
Глава 15
Двадцать первое ранение.
Январь 325 г. до н. э.
В том месте, где Гидасп вливался в Акесин, находились опасные водовороты. Несколько триер столкнулись в бурном течении и были сильно повреждены. Менее пострадали транспортные корабли без киля и штевня: их течение, изрядно покрутив, отнесло в тихие заводи. Во время этой вынужденной остановки, пока чинили корабли, разведка донесла Александру, что племена маллов и оксидраков объединились во внушительную армию и намереваются выступить против Александра. Царь посчитал опасным оставлять сильного противника у себя в тылу и решил покорить их. Двухмесячная передышка без боев, к большому неудовольствию солдат, подошла к концу. Царь поручил Неарху закончить ремонт триер, а остальным продолжать движение вдоль реки, чтобы встретиться с флотом у слияния Акесина и Гидраота. Сам же с Пердиккой повел через пустыню своих гипаспистов [40] , конных и пеших дружинников, лучников [41] и агриан [42] .
40
Царские щитоносцы, подвижная легковооруженная пехота, своего рода национальная гвардия. В бою шли за фалангой.
41
Наиболее знамениты критские, с луками с двойным изгибом, которые били на 200 метров, как скифские.
42
Легкая пехота из представителей народа с верховьев Стримона; вооружены дротиками для метания и ближнего боя. Отличались подвижностью, выносливостью, первыми занимали перевалы, взбирались на крепости; атаковали на правом фланге.
Таис осталась при Неархе, хотя Александр хотел бы видеть ее в отряде Птолемея. Она с таким тяжелым сердцем, с такими нехорошими предчувствиями прощалась с Александром, что ему потребовалось три ночи, чтобы более или менее бескровно «оторвать» ее от себя.
— Неплохо было бы, если б солнце вообще не всходило, растягивая нашу любовную ночь на три дня, как это было у Зевса и Алкмены [43] , — шутил Александр, — да только нет у меня его сил! А жаль…
43
Матери Геракла и Ификла.
Он все шутил. Ему было до шуток, он радовался предстоящему походу, его притягивала опасность, борьба. Ну что за человек! «Такой человек», — это гениальное Гефестионово. «А я что за человек? Плачу вечно, как невеста пред свадьбой, цепляюсь за него лианой, пью его соки, живу за его счет».
— Не те силы, — повторил Александр, с выжидательной улыбкой глядя на Таис. — Как я понял, я даже завтрак не заработал.
Таис очнулась от своих мыслей, поспешно встала с постели и пошла накрывать на завтрак.
Он ел, а Таис рассматривала его. Она знала каждое его движение — как он говорит, клонит голову, бросает короткий взгляд, трет нос, держит ложку, притоптывает ногой, — знала, как он все это делает, и любила это без ума.
— Таис, прекрати заглядывать мне в рот, когда я ем. — Они рассмеялись. — Так-то лучше, не печалься, прошу тебя, все будет хорошо.
В день выступления, передавая ее из рук в руки Неарху, Александр, в полном вооружении (она по-прежнему побаивалась его в таком грозном виде), окруженный адъютантами, прекрасный и уже недоступный, обратился к ней напоследок: