«Наверное, тебя принес морской конек». Александра принес бураноподобный Буцефал.

Огромное закатное солнце освещало перламутровую рябь нежным розовым светом. Таис отдала ласкам моря свое тело, отвыкшее от каких бы то ни было удовольствий, впрочем, как и от ощущений вообще. Она не кувыркалась и не плескалась так, как когда-то. Просто плыла вдаль, к горизонту. Волны перемешивали соленые слезы с соленой водой. Как бы то ни было, из воды она вышла уже в Синих сумерках и чувствовала себя намного спокойнее и собраннее. Спасибо, Посейдон, спасибо, сестры Нереиды, спасибо, Гея, спасибо, Космос, спасибо, Зевс, моя дорогая Афина, спасибо, Афродита, за твою милость невероятную — вы все, все были так добры ко мне.

Во дворец она вернулась, когда богиня ночи Нюкта вошла в свои права. Дети спали — очень хорошо, — она не пожелала посмотреть на них спящих. Отказавшись от еды, она на глазах Птолемея приняла ванну и дала умастить себя розовым маслом.

«Розами пахнет, где-то Таис близко», — говаривал незабвенный Гефестион.

Одевшись во все белое, как положено перед посещением храма, она подошла к Птолемею:

— У меня к тебе просьба, Птолемей. Пообещай мне, что наши дети проживут спокойную, тихую, обыкновенную жизнь. Что мальчики не будут заниматься ни политикой, ни войной, но каким-то мирным делом, ремеслом или торговлей, может быть, творчеством. И ты не втянешь их в свои честолюбивые планы — для этого у тебя достаточно других детей. Я желаю для моих детей спокойной и благополучной жизни. Это очень важно для меня. Я их очень люблю. — Лицо ее заливали слезы.

— Я знаю, Таис. Но почему ты так говоришь, ты же вернешься!

— Пообещай мне это!

— Я тебе клянусь. — У Птолемея тоже навернулись слезы на глаза.

— Я немножко волнуюсь перед дальней дорогой.

— Может, не надо ехать, Таис?

— Что ты! Я этого так хочу!

Она подняла на него глаза и посмотрела в самую душу, которая перевернулась. Потом обняла его, поцеловала:

— Прощай и прости меня за все. А я прощаю тебя.

— Почему ты прощаешься, ведь я увижу тебя завтра.

— Да, ты увидишь меня.

Она плыла как будто в реке, которая сама несла ее. Вся ее жизнь, только в обратном порядке — от конца до начала, пронеслась мимо нее: дети, жизнь в Персии, счастье и страдание любви, друзья, Афины, муки взросления, сиротство, бабушка. Последней она увидела сероглазую женщину, державшую на руках малышку Таис с такими же серыми доверчивыми глазами: — Маму.

А потом пришло такое озарение, что вся прошлая жизнь показалась ей однозвучной и обыденной по сравнению с тем богатством и восторгом, которое она угадывала впереди. Вдруг мощный свет, как сотни солнц, осветил ее, невиданное счастье и любовь наполнили ее до краев — Александр, Александр! Это был он! Он пришел, ее возлюбленный, он встречал ее!

Александр, наконец! Они слились друг с другом и воспарили к этому свету, гармонии, нескончаемому блаженству и любви. Вот, значит, что будет! Этого не снилось даже им!

Птолемей увидел ее не на следующий день, а еще в ту же ночь, в мавзолее Александра. Она лежала на полу. Она была мертва. На ее прекрасном, просветленном лице застыло выражение блаженного покоя и счастья.

— Ты простишь меня?

— Да.

— Ты никогда не будешь меня упрекать?

— Нет.

— Ты будешь любить меня всегда?

— Вечно.