Ее мужчина давал ей чувствовать, что она живет по-настоящему — и хорошо живет. В его руках она была только женщиной — и это было прекрасно.

Но было и еще кое-что. И тогда ей хотелось дать ему взбучку, как нашкодившему ребенку, — как будто это было ей под силу.

Вот и сейчас. Она смотрела вверх, туда, где Алекси возился с крышей. В данный момент — сердито глядел на нее сквозь неровную дыру, которой предстояло стать фонарем.

— Кровельные гвозди, я сказал. А это шуруп.

— Послушай, тебе и этому надо радоваться. Поднял меня до рассвета и не перестаешь гонять. Тебя послушать, я весь день ничего не сделала так, как надо. И весь пол засыпал опилками. А я только-только вычистила все пылесосом.

Его улыбка особо приятной не была.

— Так уж получается, когда пилят дерево. Опилки летят.

— Я столько спускалась и поднималась по этой лестнице, что у меня болят ноги.

— Мне нужны кровельные гвозди, а не шурупы.

— Началось с того, что я недостаточно высоко держала свой край оконной рамы и ты орал на меня.

— Заори и ты и возвращайся в свою контору. Но сначала принеси гвозди. День уходит.

Джессика действительно была уже готова заорать, но сдержалась.

— Ты же знаешь, что я никогда не кричу, — произнесла она дрожащим голосом. — Принесу тебе твои чертовы гвозди… Что ты там бормочешь?

— Ничего.

— Ты только что сказал «бабы», как будто… как… — Джессика вдруг осознала, что и вправду кричит. — Ну что ты со мной сделал!

— Слезь с лестницы. Я сам возьму гвозди. А ты иди испеки чего-нибудь или поиграй в свой компьютер. День уходит, — проворчал он.

— И еще кое-что у тебя уйдет. — Джессика пятилась вниз с лестницы, давая дорогу Алекси, который начал спускаться. — Ты злой, невыдержанный, наглый, упрямый, ограниченный…

Он подошел к ряду мешочков, выбрал нужный, наполнил карман своего рабочего пояса и один гвоздь поднял перед ее лицом.

— Вот это — кровельный гвоздь, — наставительно сказал он, будто объясняя маленькому ребенку. — У шурупа есть бороздки.

— Паршивец! — взвизгнула Джессика. Ну сколько можно терпеть?

Алекси ссыпал выдернутые старые гвозди в банку. В волосах у него были опилки, они же застряли в темной щетине на подбородке. Поношенная стеганая рубашка защищала его от холода, из дыр на джинсах виднелось теплое белье, рабочие ботинки определенно пережили свои лучшие дни.

— Сегодня я не буду в «Приюте», пока ты стоишь там за стойкой, — заявила она, с трудом удерживаясь, чтобы опять не заорать. — Ты мне за день надоел. Я, значит, недостаточно умна, чтобы держать уровень неподвижно или пользоваться автоматическим молотком. И, кстати, ты неправильно распланировал кухню. И ты не свертываешь тюбик зубной пасты, начиная снизу, и… Чего уставился?

— Собираешься заорать по второму разу? Кажется, набираешь разгон…

Джессика подошла вплотную и, ухватившись за рубашку Алекси, встала на цыпочки.

— Я никогда не ору, — выдавила она сквозь стиснутые зубы. — Понял?

— Заорешь еще, я думаю, — спокойно ответил Алекси, пристально глядя на нее. — Уже орала.

— Нет. Не орала и не буду.

— Хорошо, — невозмутимо заметил он и, разжав ей руку, поцеловал ее в ладонь. Пока Джессика старалась вновь обрести душевное равновесие, он нагнулся, целуя уже в губы, легонько проводя языком по этим полураскрытым губам. Затем поднял ее за талию и переставил в сторону, а сам прошел в гостиную и оттуда на кухню.

Джессика торопливо пошла следом. Что это такое, так морочить человеку голову! — Ты не можешь вот так сразу, когда мы обсуждали…

— Ты опять собиралась заорать. Что не так с кухней?

Нахмурившись, он открыл и закрыл дверцу маленького временного холодильника, потом попробовал водяной кран.

— Я делала тебе замечание — не орала, заметь, — что ты нахально себя ведешь. А ты начинаешь целовать мне руки. Это не по правилам.

— А у нас есть правила?

— Есть. Одно — не говорить со мной, как с ребенком.

— Ты и не ребенок, — твердо произнес он. — Но ты привыкла командовать, а сейчас ты мой помощник. А не я твой.

— И женщины с твоим поведением мирятся?

— Откуда мне знать? В моем поведении ничего такого нет. Просто я знаю, что делаю. Сколько раз ты руководила ремонтом? А мне пришлось ремонтировать не один дом. И ничего неправильного в кухне нет.

— А мне приходилось планировать движение покупателей, расстановку прилавков и все прочее. Я, может, только помощник, но вижу, что ты засунул холодильник в самый дальний угол, и если его открыть, то в кухню не войдешь. Посудомойку следует ставить рядом с раковиной. Окно надо было сделать шире, а подоконник тоже — для ароматических трав, чтобы растить их в горшках.