Продолжая поиски материалов, я пересмотрел в районной милиции папку бумаг о преступлениях в селе Головчинцах за последние месяцы. И наткнулся на короткое заявление, написанное уже хорошо знакомым мне острым, режущим почерком:

«Заявляю, что в случае, если меня когда бы то ни было убьют в нашем селе, то виновником моей смерти будет председатель сельсовета Григорий Ковальчук. Я мешаю ему и его компании проводить кулацкую политику в селе. Он прямо грозил убить меня, устранить со своего пути».

Это было свидетельство самого Евгения Короля, как бы вставшего живым, чтобы изобличить своего убийцу…

Как следователь я знал, что надо делать. Но был один пункт, который я должен был согласовать, — вопрос об ответственности должностных лиц района и округа. И я выехал в Винницу для доклада прокурору.

Исполнявший тогда обязанности окружного прокурора Деревянко в прошлом был горняком, на лице его и шее еще сохранились следы работы в шахтах — въевшиеся в кожу осколки угля. Простой, может быть недостаточно образованный, он нутром, классовым сознанием рабочего человека разбирался в сложных вопросах, был мудр и прост в решениях. Выслушав доклад, просмотрев материалы дела, он согласился с моими предложениями и пошел вместе со мною в окружной исполнительный комитет.

Председатель окружного исполнительного комитета Чабай внимательно выслушал мой доклад. Но когда я заявил о необходимости ареста и привлечения к ответственности не только сельских работников, но также и Михаила Ковальчука, он перебил меня:

— Моего заместителя? Понимаете ли вы всю ответственность вашего предложения?

— Да, понимаю, — ответил я.

— Мы обсудим, — сказал он после некоторого раздумья.

В тот же день меня снова вызвали к председателю окрисполкома.

Чабай встал из-за стола и сказал:

— Мы обсудили и согласны с вашим предложением. Мы верим вам. Помните об ответственности, которая лежит на вас и на нас! Вы должны показать, каким образом кулаки сумели пробраться к руководству советскими организациями села. Мы поможем вам. Свяжемся с Харьковом и согласуем с правительством вопрос об отстранении Ковальчука от должности… и тогда вы сможете его арестовать. Через несколько дней мы сообщим вам…

Я возвратился в Головчинцы, полный решимости выполнить намеченный мною оперативный план следствия.

В первый же день я арестовал председателя сельсовета Григория Ковальчука, председателя потребительского общества Василия Любарского, учителя Ивана Сороку, нескольких кулаков.

Прошло несколько дней. Сообщений из Винницы не было. На пятый день я в сопровождении милиционеров отправился к Михаилу Ивановичу Ковальчуку.

— А, товарищ следователь, пожалуйста, пожалуйста, садитесь, — сказал он, встретив меня, как знакомого… Но я прервал его:

— Я буду производить у вас обыск…

— Что? Разве вы имеете право на это? Вы, наверное, забыли, что я заместитель председателя окрисполкома? Где разрешение на обыск?

Я присел к столу и чернильным карандашом на чистом листе бумаги написал постановление о производстве обыска у гражданина Михаила Ковальчука.

— Вот постановление об обыске, — сказал я, вручая Ковальчуку бумагу.

— Вы будете отвечать! — воскликнул он.

Но я уже в присутствии понятых и милиционеров начал обыск.

В одном из ящиков стола я нашел два заявления, подписанных группой крестьян села на имя районного исполнительного комитета. Крестьяне писали, что Михаил Ковальчук в прошлом был экономом у помещика Дербикандера, а в годы гражданской войны участвовал в кулацкой банде Трофима Козули. Что, скрываясь под личиной лояльного, старательного крестьянина, он проник на работу в сельские и волостные организации и его выдвинули на ответственный пост заместителя председателя окружного исполкома, что он поддерживает местное кулачество.

Эти подлинные заявления крестьян, написанные ими для разоблачения Ковальчука, попали в руки самого Ковальчука. Их передал ему во время одной из совместных выпивок член президиума районного исполнительного комитета Иосиф Кершковский.

Наблюдая за тем, как я читал найденные заявления, Михаил Ковальчук побледнел.

— Пойдемте с нами, — сказал я ему. Теперь он уже не требовал, а только просил:

— Не надо пешком, люди в селе увидят… Поедем, я запрягу лошадей…

Когда Михаила Ковальчука вели в сельский Совет, все село высыпало на улицу.

На следующий день прибыла комиссия Винницкого окружного комитета партии и исполнительного комитета. Председатель комиссии вручил мне документ — постановление Президиума Всеукраинского Центрального Исполнительного Комитета об отстранении Михаила Ковальчука от должности и предании его суду.

Комиссия созвала сход крестьян села. Представители комиссии — опытные партийные работники — призвали бедноту к активному обсуждению деятельности сельских организаций.

На этом сходе я увидел подлинное лицо хозяев села — бедноты, освобожденной от кулацкого засилья. Люди, которые раньше молчали, теперь горячо выступали, обличая кулаков и их покровителей. Крестьяне говорили теперь о преступлениях, о терроре кулацких заправил села. И все они отмечали, что особым цинизмом, наглостью отличался председатель сельского Совета Григорий Ковальчук, унаследовавший нравы бывших царских старост. Люто ненавидел он бедняков — членов организации незаможных селян. Когда они заходили по своим делам в сельсовет, он оскорблял, выгонял из помещения, а иных просто выталкивал в шею. Ежедневно пьяный, с ружьем ходил по саду, буйствовал, избивал людей.