— Анна-Лиза может помочь, — предложила Бриджит. — Ей нужно учиться ухаживать за цветами, это пригодится в новом доме.

— Только пусть не поднимает тяжестей. Это не очень-то полезно беременной женщине, — добавил Ренди.

Все вокруг замолчали. Посмотрели на Ренди. Потом на Анну-Лизу.

Девушка потупилась. Не так она хотела сообщить родным о беременности.

— Ты беременна? — осторожно поинтересовалась Хелен.

— Я что же, вытащил кота из мешка? — виновато спросил Ренди. — Господи, Анна-Лиза, прости. Я был уверен, что твои родственники давно все знают.

— А откуда знаешь ты? — спросила Бриджит.

— Мне Доминик сказал.

Все начали поздравлять Анну-Лизу и расспрашивать, почему она ничего не сказала раньше.

— Снова двойняшки всех удивили. Даже забеременели одновременно, — объявил Деклин.

Анна-Лиза улыбнулась и виновато поглядела на мать.

— Я рассказала Лейни и ждала подходящего момента, чтобы сообщить всем вам. Потом вы собрали нас, чтобы объявить свои новости, и я не захотела портить ваш праздник.

— Дорогая, но это повод снова собраться всем вместе. Еще одна радостная новость в нашей семье. — Хелен обняла дочь. — Я так счастлива! Еще один внук! Когда у тебя срок?

— В июне.

— К тому времени мы уже вернемся. Доминику так повезло.

Анна-Лиза кивнула, но ее глаза предали ее.

— Что такое, милая?

— Доминик не хочет ребенка, — сказала Анна-Лиза и расплакалась.

Доминик свернул на знакомую дорогу, которая вела к дому его детства. Он был удивлен, заметив, как здесь все изменилось. У гаража стояла новая машина, на лужайке — зеленой и ровной — три-цикл. Кто бы ни жил здесь сейчас, он все изменил до неузнаваемости.

Доминику не хотелось вспоминать, каким ветхим и страшным был этот дом в пору его детства. Он поехал к дому, в котором располагалась квартира отца. Он был таким же ветхим и неухоженным, как и прежняя резиденция Стива Фалтона.

Доминик припарковался и вошел в подъезд. Пахло кухней. Мужчина поднялся на лифте на третий этаж и постучал в дверь отцовской квартиры.

Стив открыл и с минуту смотрел на сына.

— Проходи.

Доминик заметил, как постарел отец. Он даже стал ниже ростом. Прошаркав в гостиную, Стив устроился в кресле перед стареньким телевизором.

Доминик сел на диван, выцветший там, где на него падали солнечные лучи.

— Как ты? — спросил Доминик.

— Живу потихоньку, — ответил Стив. Даже тесть теплее встречал Доминика, чем родной отец. — Как у тебя дела? Тебе ведь ничего не нужно?

— О, все хорошо. — Мужчина подумал, что сказал бы отец, если бы он обратился к нему за помощью. Как когда-то, в восемнадцать лет. Тогда он ответил сыну, чтобы тот был мужчиной и сам нашел выход из затруднительного положения, С тех пор Доминик никогда ничего не просил у отца.

— Все путешествуешь?

Доминик кивнул, оглядываясь по сторонам. Комната выглядела как сарай. Только коричневый диван да желтые шторы. Обои поблекли. Телевизор как в прошлом веке. Но ведь ему не о ком заботиться, кроме себя. Зарплата наверняка позволяет сделать хотя бы небольшой ремонт.

— Где был в последний раз?

— В Гонконге, а до этого мы с Анной-Лизой ездили в Лондон.

— А я никогда не выезжал из этого городишки, — пожаловался отец.

— А почему? — в который раз поинтересовался Доминик.

— Ты же знаешь. Ребенок связал меня по рукам и ногам. У меня не было возможности колесить по миру, как у тебя. А потом было слишком поздно.

— Это часть моей работы. Ты мог бы тоже сменить работу, отец.

— Но у меня не было модного образования, как у тебя.

— Я сам поступил в колледж, папа. И ты мог бы вернуться в университет. Посмотри правде в глаза, отец. У тебя была куча возможностей, но ты ими не воспользовался по неизвестным мне причинам. Ты и сейчас еще не совсем стар. Тебе и пятидесяти нет. Почему ты ничего не хочешь изменить в своей жизни?

— Я не знаю ничего, кроме работы на мельнице.

— Но ведь десять лет назад, когда я уехал из дома, ты был еще моложе. И мог бы выучиться, попробовать пойти на другую работу. Почему ты этого не сделал? Тебе бы не пришлось тогда всю жизнь работать на мельнице.

— Слишком поздно говорить об этом. Я слишком стар, чтобы меняться.

Доминик встал и подошел к окну. Он впервые честно говорил отцу о том, что думает.

— Знаешь, ты всю жизнь только и делаешь, что жалуешься. Неужели так плохо быть отцом?