Шарим кое-как сдержал свои стоны и даже не поделился новой порцией ругательств, достойных пьяного стража. Поднимали его и сажали бережно и заботливо. Одна беда: от боли и мучительного, выворачивающего наизнанку рвотного спазма это не спасло. Головокружение — нелепое слово людей. Им везет: голова может кружиться в одну какую-то сторону. Он сейчас испытывает головоскольжение, танцевание и кувыркание. Одновременно.

— Как ты попался? — кое-как выговорил Шарим, надеясь, что интересная тема отвлечет от тошноты.

— Мы приплыли к берегу острова Ролла из-за того, что возникла прямая угроза формирования разрывов. Собственно, они уже начали создаваться — щели. Лорд приказал всем уходить и не ждать его. А мне — сдерживать людей, пока возможно, и потом, если получится, добраться до воды и ждать. Знаешь, как обращают?

— Примерно.

— Выворачивают руки в суставах, чтобы не мог драться или убить себя сразу. Вливают кровь в горло и отпускают, — усмехнулся Фоэр. — Пока мы меняемся, мы слишком опасны. А потом… Укротителю достаточно свистнуть, и то, чем я должен был стать, явилось бы на зов.

— Думаю, он уже давно свистит, — улыбнулся Шарим.

— Пусть трудится, — зло прищурился Фоэр. — Если краснокожий, как таких зовут, не откликается, по его следу пускают остальных обращенных. Скоро эти звери будут в соседней бухте. Знать бы, сколько их всего в Большой охоте… Но мне пока и одного не одолеть. Надо уходить. Лодка готова. Ешь, пей, и мы отплываем.

— А раньше не могли?

— Я боялся, что ты всерьез заболеешь, — виновато пожал плечами Фоэр. — Я взял силу, как у взрослого, на полное восстановление. Когда очнулся и разобрался, что к чему, за голову схватился. А толку-то… тебе хоть тридцать зим есть, маленький лорд?

— Двадцать семь, — честно сказал Шарим.

— Тебя хорошо учили. Отдыхай.

Голос Фоэра прошелестел мягко и настойчиво, явно используя в полную силу убеждение. Подействовало сразу, глубоко. Сон погасил мысли так надежно, как ни разу не гасила медитация. Сытость медленно и верно грела и питала, восстанавливала и лечила. Постепенно тьма безразличия проредилась. Пришли сны. Мама гладила по голове и рассказывала сказку. Эдда наряжала, подмигивая и хихикая. Точно как тогда, в день ее свадьбы. Было, помнится, много гостей. И все бросали под ноги молодым лепестки ладонца, таков обычай. Почему-то лепестки холодные и сыплются ему в лицо, приходится отворачиваться и натягивать одеяло повыше.

Шарим зевнул, откинул куртку и попробовал осмотреться. Снег валил — густой и пушистый, он заполнял собою весь воздух, теснился и слипался в крупные комки. Полнейший штиль. Юноша осторожно приподнялся на локтях, довольно отмечая: его больше не тошнит. Над головой полог, благодаря чему лишь самые нахальные снежинки добираются до спящего лентяя. Кто не боится снега и не знает лени, тот нашел себе дело.

На передней скамье лодки обнаружился Фоэр. Как при первой встрече, голый по пояс. Ампари работал веслами ровно и удивительно беззвучно. Щурился, когда снежинки садились на ресницы, встряхивал головой, сгоняя их с волос. Никакой маскировки. Кожа темно-красного золота, черные волосы с багровым отливом. Карие глаза, веселые и спокойные. Грести для него — развлечение. Мама говорила про таких. Упоминала род Атнам и еще три других. Воины. Их тренируют с рождения. Дают впитать с кровью старших опыт предков, чтобы могли надежно хранить жизнь лордов.

— Ты быстро очнулся, — отметил Фоэр. — Сейчас уберу весла и накормлю.

— Устал? — ехидно уточнил Шарим.

— Я? — усмехнулся Фоэр. — Не сегодня. Но лорды, было бы тебе известно, они разные. Иногда попадаются капризные. Младшие.

— Странно слышать о нас во множественном числе, — отметил Шарим. — Я кроме мамы иных соплеменников не видел.

— Леди Эрр Эллог жива? — осторожно уточнил воин.

— Да. Ее поймали и везут в столицу, — вздохнул Шарим. — А мне приказано плыть на тот берег. Кровью приказано. Передать документы вашим лордам. Лучше всего брату.

— «Вашим», — усмехнулся воин. — Разве есть иные?

— Я привык к этому берегу.

— Отвыкай. Мы уже отошли от него весьма далеко. Скоро нас подберет корабль. Так что давай я тебя все-таки накормлю. Грести нет ни малейшего смысла, а бесполезные занятия в присутствии лорда — это признак плохого воспитания.

— Пообедаем вместе, — предложил Шарим. — Что-то мне неуютно от ваших… наших традиций.

Фоэр рассмеялся, решительно встряхнулся, разогнав снежинки. Пересел ближе к Шариму, на дно лодки, под защиту натянутого в качестве полога паруса. Стал раскладывать припасы. Выудил из-за борта здоровенную рыбину в сетке, живую. Красивым движением фокусника достал из воздуха нож и стал резать сырое мясо, ловко его сворачивать, украшая найденными в запасах Шарима приправами и сыром. Подобную пищу юноша никогда не пробовал. Нашел ее вкусной, похвалил. Фоэр по-настоящему обрадовался:

— Я рад, что угодил тебе. Видишь ли, обстоятельства таковы, что я виноват перед родом Данга. Крепко виноват. Это меня очень угнетает.

— Что случилось?

— Твою маму увезли в столицу людей. Она приказала тебе идти к морю и лишила надежды спасти ее. Большая боль. Но ты хотя бы ребенок. Я же — взрослый воин, и я приплыл на остров Ролла, сопровождая лорда Арху Эрр Данга, твоего брата. Получил такой же приказ… Теперь его везут столицу, а я гребу от берега.

— Ты не сказал мне сразу, — отметил Шарим.