— Я не властен решать. Меня убеждать бесполезно, — виновато отозвался Фоэр. — Вот корабль. И лорд Шагра — смотри, он уже в лодке. Он ждет тебя.

Шарим сел и стал смотреть. Ничего подобного люди строить не умели. Корабль вызывал настоящее восхищение. Он был легким, как перо, и прекрасным, как морская птица. Он нес целую облачную гроздь парусов, способных и в нынешнем безветрии отыскать дуновение, достаточное для движения. Размером корабль был невелик, у берега в портах людей Шарим видел пузатые торговые суда гораздо крупнее. На них имелось по четыре — шесть больших лодок, предназначенных для спасения экипажа, маневров и сообщения с берегом. Здесь — всего две, по одной на каждом борту.

Ближняя уже спущена на воду и скользит, раздвигая узким носом пенку мокрого снега. На носу стоит пожилой вампир. Кожа его бледна, волосы выбелены временем и горем. И, судя по пристальному, жадному взгляду необычно светлых ореховых глаз, судьба Шарима уже решена.

— Скорее на борт и переодеваться, ты утомлен и весь продрог, — велел лорд, не тратя времени на приветствия. И, не глядя на Фоэра, склонившегося в вежливом приветствии, добавил: — Эту рухлядь пока не топить. Человечья лодка может пригодиться.

Шарим виновато оглянулся на своего спутника, тот чуть кивнул — не спорь. Пришлось перебираться в узкую лодку, приняв помощь одного из четырех ее гребцов. Их сильные руки в несколько движений весел пригнали суденышко под самый борт корабля. Шарима буквально передали на палубу. Так же не уточняя его мнения, отвели в каюту, приобняв за плечи. Помогли переодеться. И все это — молча, усердно, сосредоточенно.

— Что дальше? — спросил своего провожатого юноша, решительно пресекая попытку унести старую одежду.

— Когда лорд-капитан закончит рассмотрение доклада Атнама и примет решение по его делу, он сразу же пригласит вас, — поклонился мужчина подчеркнуто вежливо, не поднимая взгляда выше подбородка собеседника.

— Какое еще решение? — заподозрил неладное Шарим. — И прекрати ты ради Адалора кланяться, мне уже хочется за борт выпрыгнуть от местных обычаев! Почему ты на меня не смотришь?

— Вы лорд, — удивился услужливый вампир. — Вы не соизволили назвать мне ваше имя и узнать мое. Вы даже говорите со мной на языке людей. Я не угодил вам.

— Ох и влип я, — ужаснулся Шарим. — Слушай, у вас хоть строем не ходят?

— Нет, — окончательно запутался собеседник.

— Уже приятно. Ваш язык я знаю кое-как, потому и не говорю на нем. Зовут меня Шарим. И угождать мне не следует. Что за дело возникло с Фоэром?

— Я Ларта, — поклонился вампир, явно успокоенный разъяснениями. Выпрямился и встал чуть свободнее. — Фоэр вернулся без своего лорда. Он может быть признан виновным в неполноте предоставленной защиты. Если так, его лишат звания воина или даже исключат из памяти кровных родичей, подобное возможно в случае несвоевременного выяснения всех обстоятельств.

— Мама мне твердила, что ампари такие мирные, добрые и славные… Когда сидят на другом берегу, не иначе! И что мы с людьми не поделили? — поразился Шарим. — Ну слово в слово — родной грифский слог. Чуть что — карать и лишать.

— Тяжелые времена, — виновато предположил Ларта. — Нас мало. Утрата лорда — это ужасный удар.

— Ага. Его ведь Фоэр силком на берег затащил, — усмехнулся юноша. — Веди к вашему капитану, быстро. Я в замке никого не позволял карать без вины. У меня вся стража по струнке ходила. Ну, когда мама не видела, само собой… Потом я хромал, охая и страдая. У мамочки тяжелая рука.

Услужливость ампари дала трещину. Он еле справился со смехом и перестал наконец тупо пялиться в подбородок. «Уже неплохо», — отметил Шарим.

— Люди — по струнке? Но как же маскировка и тайна проживания? — решился задать вопрос Ларта.

— Нормально. Главное — знать, кого и где ловить и чем воспитывать. Одни полагали, что в замке есть свихнувшееся на справедливости привидение. Другие знали, что им могут устроить, как это называется у людей, темную. Третьи… Впрочем, долго объяснять. Веди.

Ларта недоуменно пожал плечами, но просьбу выполнил. Вывел на палубу и указал на дверь капитанской каюты, совмещенной с рубкой. Рядом пробежал по своим сугубо морским делам еще один ампари, поклонился низко и вежливо. Шарим ощутил, что начинает всерьез звереть.

— Меня зовут Шарим, — рявкнул он во всю силу легких. — И если хоть один глухой на корабле еще раз вздумает поклониться, делая вид, что мы не знакомы, я за себя не отвечаю. Или я вам синяки организую, или вы мне — но от вежливости все равно поможет.