Первой его реакцией было неверие, затем гнев и, наконец, смирение. Он сам прочел эти исследования, а потом еще кучу других, пытаясь найти хоть какие-то смягчающие обстоятельства. И не нашел. Ни единого.

Зато убедился, что, если женится, то все у него пойдет через пень-колоду, хорошего мужа из него не получится и он кончит тем, что разойдется с любимой женщиной и возненавидит самого себя.

— Ты полагаешь, что я такая развалина, что даже не могу сама разыскать тебя?

Дребезжащий голос отвлек его от горьких дум. К ним ковыляла сухонькая старушка с палкой.

— Нона! Я и не знала, что ты здесь!

Ливия тепло обняла старушку.

— Я тут изучала вещичку, которую купил твой дядя Пол, — усмехнулась Нона. — По мне, так это дьявольское изобретение и достойно быть предано огню.

Ливия даже наморщила лоб, пытаясь представить, что бы такое мог приобрести ее положительный во всех отношениях дядя Пол.

— Там на картинках голые девицы, — с неподдельным гневом продолжала Нона, — а стоило мне заикнуться об этом, как твой троюродный братец Сэм и говорит, что знает, где достать картинки с мужчинами и женщинами, выделывающими невесть что.

Ливия наконец поняла.

— Они лазили по Интернету, — пояснила она недоумевающему Конелу.

Конел посмотрел на старушку и решил, что лучше всего ему помалкивать.

— Конел, это Нона, наша прабабушка.

— Ты забыла похвастать, девонька!

— Вот мое кольцо, Нона! — поторопилась отвратить град вопросов Ливия. Нона в таком настроении была остра на язык.

— Ба! — воскликнула старушка. — Эка важность, кусочек спрессованного угля! Главное, каков человек!

— Конел — это то, что мне нужно. Он само совершенство.

— Ни один мужчина не совершенен, — парировала Нона. — Даже у моего святого Вирджила были свои недостатки.

Ливия даже опешила от такого откровения. В семье ходила шутка, что чем дольше пребывает в ином мире прадедушка Фаррел, тем более совершенным он становится.

— Все дело в том, можешь ли ты жить с его недостатками. Вот в чем вопрос, девонька. Брак — это не костюм, который можно купить в магазине, а потом отнести назад, если дома обнаружила, что он не подходит.

В это время дверь, ведущая в кухню, открылась, и Ливия увидела мать. Мария бросила взгляд на Нону и поспешила укрыться в недрах кухни.

Ливия подавила вздох. С той стороны, стало быть, помощи ждать нечего. И кто это говорил, что семья — это надежный оплот? Про ее семейку такого не скажешь. У них все наоборот. Все только рады принести друг друга в жертву ради собственного спокойствия.

— Второй вопрос — вера, — продолжала свои назидания Нона. — Вы католик? — вдруг обратилась она к Конелу.

— Гм, нет, — промычал тот.

— Он не католик! — Нона выглядела уязвленной до глубины души. — И вы собираетесь жениться на Ливии?

— Я протестант, — почти робко вымолвил Конел, чувствующий, к своему ужасу, что его затягивает в какую-то трясину.

— Какой конфессии? — требовательно вопрошала Нона.

Конел только плечами пожал.

— Никакой конкретно.

Честно говоря, он не был в церкви с мальчишеских лет, когда из приюта их водили поочередно в лютеранскую, методистскую и пресвитерианскую церкви, что были неподалеку. А католиков у них в приюте не было. Они попадали в дом призрения к монашкам на другом конце города.

— Нона, вера — это личное дело каждого человека, — вступилась Ливия.

— Может, и личное, но не в случае, когда хотят войти в мою семью, — непререкаемым тоном заявила старушка, и стало ясно, что ни о какой дискуссии не может быть и речи. — Хотя о чем тут говорить, ты явно без ума от него. Да и из себя он ничего, — скрепя сердце признала Нона. — Пусть примет обращение в католическую веру.

Час от часу не легче, опешила Ливия, бросив быстрый взгляд на Конела. К ее облегчению, он стоял как ни в чем не бывало, похоже, ситуация его даже забавляла.

— Если это послужило на пользу апостолу Павлу, послужит и ему, — убежденно кивнула Нона. — Я переговорю с Джоном.

— Очень мило, — пробормотала Ливия, когда Нона двинулась дальше на поиски новой жертвы во имя совершенствования бытия.

— А кто такой Джон? — спросил Конел.

— Ее младший сын. Он иезуит, десятки лет подвизался в Южной Америке, покуда его не доконала малярия, после чего ему пришлось вернуться в Штаты. Сейчас он преподает в Скрэнтонском университете.

Конел покачал головой.