Шрифт:
Я хихикнула и сказала:
– Ладно, ближе к делу. Ты когда опять к лягушатникам поедешь?
– Завтра, – вздохнула Танька.
– Отлично! Прошу тебя, наведи там у своих беляков справочки по поводу одного товарища. То есть, что я говорю, товарищем-то он быть как раз и не захотел… У тебя бумага под рукой есть?
– Только туалетная!
– Тогда вынырни из ванны и возьми какой-нибудь нормальный папирус и стило!
В трубке опять заплескалось невидимое море, и секунд через двадцать Танькин голос деловито произнес:
– Конспектирую!
– Пиши: полковник Горобец Георгий Денисович, год рождения – одна тысяча восемьсот семьдесят пятый. Может также зваться Егорием или Игорем, вроде по православной традиции это взаимозаменяемые имена.
– Георгий, он же Егор, он же Игорь, – сухо, как диктор, озвучивающий милицейскую сводку, повторила Танька. – Все?
– Слушай, не все! – Мне пришло в голову воспользоваться оказией. – Запиши еще: Спиногрызов… как там его? Ага, Антон Семенович. Года рождения не знаю, где-то на рубеже веков – в смысле, девятнадцатого и двадцатого… Вот, теперь все! Порасспрашивай насчет этих двоих кого можно, ладно?
Мы закончили разговор, я выключила мобильник и решительно попрощалась с Василием Ивановичем, не дав ему возможности затянуть наше общение.
– Пока-пока! – Мы с Масяней помахали дедушке ручками и удалились восвояси.
Вечером, рассказывая ребенку на сон грядущий сказку, я путала слова. Переврала с детства знакомые пушкинские строки: «У Лукоморья дуб зеленый…» – и так далее. Дуб у меня почему-то был «соленый», а кот – «зеленый». Сонный Мася на мамину ошибку внимания не обратил, а Колян заметил и сказал:
– Кыся, у тебя сбои в программе! Не иначе, оперативная память перегружена! Чем, не поделишься?
Рассказать ему, что я погрязла в самодеятельном расследовании, или не пугать? Пока думала об этом, уснула.
Опять среда
Безжалостный малыш проснулся в половине шестого утра! Заранее припасенная мной бутылочка с компотом и пара вафель заняли его не более чем на четверть часа. Чтобы провести в теплой постели еще хоть с десяток минут, пришлось, зевая, рассказывать ребенку сказки, но внутренний протест моего организма против раннего подъема все-таки прорвался наружу.
– А потом позвонили зайчатки, – монотонно пробормотала я. – Нельзя ли прислать взрывчатки?
– Пи! – возмущенно поправил меня малыш.
– Не взрывчатки, Кыся! Перчатки! – хохотнул пробудившийся Колян.
– А я что сказала? – Зевнув с риском вывихнуть челюсть, я сползла с постели и побрела в ванную.
Когда, слегка освежив и разгладив помятую спросонья физиономию, я вернулась в комнату, Колян увлеченно читал малышу любимую книжку, вдохновенно перевирая текст. Получалось что-то невообразимо кровожадное:
– А вчера поутру – кенгуру:
Не это ли квартира Мойдодыра?
Я рассердился и цап кобуру!
Нет! Это чужая квартира!
Вопросительно приподняв брови, я немного послушала стихотворный ужастик, в котором «крокодил» рифмовался со словом «тротил», и сочла нужным вмешаться:
– Коля, не пугай ребенка!
– О, в маме проснулся педагог! – подмигнул Колян Масяньке. – Доброе утро, мама!
– Доброе утро, педагог! – поправила я, вновь зевнув. – Мама еще спит…
Но поспать мне, конечно же, не дали. Мася поскакал в кухню – с намерением греметь кастрюльными крышками, а Колян полез в ванну и встал под душ, не обратив внимания на то, что холодной воды нет, а горячая клубится паром, так что утро понеслось по нарастающей под грохот фанфар и истошные вопли ошпаренного Коляна. Потом мы завтракали, и малыш в позе сеятеля разбросал по кухне макароны и предметы сервировки, Колян поперхнулся пятой по счету сосиской, а я уронила себе на ногу чугунную сковороду, которую ребенок вытащил из-под мойки, пытаясь добраться до закатившейся туда бутылочки с компотом. Бутылочка раскололась, и содержимое ее вылилось на пол, образовав на линолеуме розовую лужицу, куда Колян влез ногой, обутой в чистый носок, который сразу перестал быть чистым и запятнал полы липкими следами. Я затирала их мокрой тряпкой до самого прихода няни, которая ничуть не удивилась, увидев меня на четвереньках, Коляна – в попытке обработать спину противоожоговым спреем – в сложной позе хатха-йоги, а Масяньку – попросту на ушах. Все как обычно, нормальный дурдом!
На работу я мчалась, как гонимый бурей корабль в тихую гавань.
– Давай полтинник, – деловито сказал Вадик, встретив меня в дверях.
– На что собираем? – поинтересовалась я, доставая из кошелька требуемую купюру.
– Сама не видишь? – Мрачный Вадик спрятал денежку в карман, повернулся ко мне спиной и канул во мрак плохо освещенного коридора.
Недоумевая, что бы все это значило, я осмотрелась и отметила, что не вижу привычной сцены: бабки, ковыляющей в сортир. Неужто померла?! Не иначе, на венок собираем?!
– Вадька, подожди! – Я догнала коллегу и, не успев вовремя затормозить, врезалась в его спину.
– Обалдела?! – возмутился оператор. – У человека спина разламывается, а ты по ней кулаком стучишь!
– Вовсе и не кулаком! Это у меня в сумке яблоко!
– Ну, ты и фрукт! – обиделся Вадик. – Нет, чтобы человека яблоком угостить, ты его им лупишь!
– На! – Я вытащила яблоко раздора из сумки и вручила его скандалисту. – Лопай, человек! И заодно объясни мне, что происходит? На что мы собираем деньги?