– Кто "черный" директор биржи?

– Не знаю.

– Как не знаешь?
– удивился.

– Знаю только, что этот человек имеет отношение к чеченской диаспоре в Москве.

Я хныкнул от досады: этого ещё нам не хватало? Неужели ВБ находится под контролем лиц кавказской национальности. Если это так, то дела плохи. Нуреки-чуреки денежки сильно любят, а шутить - нет: за моей же "миллион" нарежут из моей же шкуры сто тысяч шнурков для продажи в соседней нарзановой Назрани.

– Дед последние три дня очень волновался, - сообщила девушка. Говорил, что на бирже многие готовы за пятак мать родную продать.

– Обо мне ничего не говорил?

– Говорил, - вздохнула.

– Что?

– Что дуракам везет.

Я посмеялся: кто бы знал, что старенький еврей так близок к истине. Был. Теперь его нет. И надо понять причину его ликвидации. Касается ли она нас или это стечение обстоятельств?

– А ты на самом деле сделал миллион?
– спросила моя собеседница.
– Я не верю.

– Проверь, - буркнул.

– А как так получилось?

– Перед тобой, - попытался отшутиться, - гениальный трейдер.

– Кем бы ты ни был, - не верила, - а за несколько дней заработать миллион долларов невозможно.

– Возможно, - проговорил не без самодовольства.

– А ты не хакер?

– Не оскорбляй меня, - запротестовал.
– Не хакер я.

– Тогда кто?
– пытливо посмотрела.

Передо мной возникла дилемма: говорить прекрасной собеседнице о "золотом мальчике" Илюше Шепотиннике или не говорить? Доверяю я девушке, похожей на солнечный ветер, или подозреваю её в том, что несет она в себе мусор предательства?

Выражаюсь столь изысканно только по той причине, что не знаю, как поступить. Сомнение - проклятье наших капитализированных дней. Как быстро нас отучили от веры и надежды на лучшее.

Впрочем, большинство из нас сами слабы духом и помыслами. Не буду пополнять ряды неудачников, решаю я, и называю причину моих побед на бирже.

Разумеется, Мая не верит. И как можно поверить в такую беспросветную бредятину? Никак нельзя поверить.

– Слава, прекрати издеваться, - обижается.
– Наверное, существует технические способы воздействия на движение валют?

– Я имею отношение к технике, как пианист к сверлам, - уверяю.
– Дело в человеческом факторе, - назидательно поднимаю палец.
– Человек у нас ничто, но иногда случаются исключения.

– Я же видела Илюшу, - рассуждает девушка вслух, - он производит впечатление круглого идиота.

– Круглее не бывает, - соглашаюсь я.
– Однако и круг порой превращается в квадрат, - позволил некий философский постулат.
– Мы сами плохо знаем, что в наших черепушках квасится, - и развиваю мысль о том, что аутист ненормален для нашего сутяжного мирка, да, может, нормален для мира, нам неизвестного, существующего параллельно.

После этого заявления мы невольно осматриваемся: где ты, этот параллельный мир, скрытый ночной мглой? Ничего не увидели, кроме реальных бомжей, бредущих в неведомую даль.

Их было двое: маленькая спившаяся тетка, похожая узким личиком и длинным носом, на собаку таксу и спившийся долговязый хмыль, похожий малым лбом и долгим шнобелем, на борзую. От них даже на расстоянии несло привокзальной помойкой. И спорили они, кстати, о вокзалах г. Москвы.

– Не пойду я, Людок, на Белорусский. Там меня били.

– А на Казанском меня били, Пашечка.

– А на Курском нас обоих били...

– Ох, били!..

Признаться, глагол "били" они употребляли в более экспрессивной форме, привычной для уха тушинского жителя, но не как для надушенного ушка московской барышни, проживающей в пределах Садового кольца. И поэтому я крикнул:

– Эй, Людок, эй, Пашуля, заткнитесь! А то не дам денежку хорошую.

Собачьевидные бомжики оторопели, уставившись на нас, как на призраков. Должно, не ожидали доброго дела от людей, проживающих в другом мире.

– Д-д-дай, - заикаясь, попросил долговязый и сделал осторожный шаг. Будем молчать, как в могиле.

– Стой, где стоишь, - сказал я.
– Уж больно от тебя пахнет, товарищ.

– Прекрати, - поморщилась Мая, поднимаясь с лавочки.

– От тюрьмы да от сумы...
– и вытащил сотенку.
– Ваша, Паша, но берешь, когда мы отойдем на двадцать шагов. Считай вслух!..

Конечно, я не отличался особой деликатностью, считая, что вправе так поступать с теми, кто пал на дно жизни по собственному желанию, душевной немочи и любви к родной горькой водочки.