Алан Гинсберг на «Общечеловеческом Собрании Друзей»

«Не надо взваливать на него слишком много, — сказал Гинсберг. — Семь минут, и даже если он не уложится и начнет проповедовать, Ленора всегда может начать танцевать танец живота».

«Парень, я бы предпочел, чтобы завтра вообще никто не говорил ни слова, — сказал Будда. — Молчание так прекрасно! Чтобы все сидели, улыбались и смотрели вдаль».

После этого Гинсберг запел «хари ом нама», индийскую мантру Шивы, бога разрушения, творения и каннабиса. И под его голос, «мелодичный и вибрирующий», все присутствующие встали и закачались в медленном танце, погрузившись в транс, знакомый и понятный всем, кто жил в Хэйт-Эшбери. Собрание завершилось.

«Вся Хэйт-стрит, от Мэзоника до Клэйтона, полна всеми воображаемыми разновидностями чудил. Молодые люди с индейскими прическами, люди в военно-морской форме, в шляпах и париках. Все! Вы не поверите! Это выглядит невероятно!»

Так говорили хиппи. Журналист средних лет, проведя здесь несколько изматывающих месяцев, вспоминал Хэйт так: «безумное место, крики, беготня, несущиеся велосипеды, случайные вопли пробегающих девушек — все это убеждает любого в том, что в Хэйте царит безумный хаос».

Проще говоря, на Хэйт-стрит можно было увидеть множество людей, которые выглядели как массовка, сбежавшая с постановки какой-нибудь оперетты Гильберта и Салливана [15] — юнцы, разодетые шейхами и пиратами, говорили так, словно сошли со страниц неведомого романа П.Г. Вудхауса. [16] Если проанализировать типичный монолог хиппана, то в нем можно обнаружить элементы дзена, индуизма, экзистенциализма, маклюэнизма, [17] мистицизма наряду с алхимией, астрологией, гаданием по руке, верой в ауру и диету, состоящую из риса и проросших зерен пшеницы. Рациональное и иррациональное, научное и мистическое находились здесь в опасной близости друг от друга.

По всей длине протянувшейся на несколько миль прямой, как палка, Хэйт-стрит располагались всевозможные магазины эзотерического толка. От «Кофейни я-ты» или «Печатного двора» с его яркими постерами до «Психоделического магазина» с книжными стеллажами, комнатой для медитаций и огромным бронзовым гонгом, нависавшим над тротуаром, словно местный Биг-Бен. Позднее сюда стали возить туристов на экскурсионных автобусах. Этим занималась фирма «Грэй лайн», ранее организовывавшая подобные экскурсии на Норт-Бич. [18]

«Теперь мы въезжаем в величайшую в мире колонию хиппи, — объявлял гид, подталкивая экскурсантов к окнам. — Мы находимся на Хэйт-стрит, основной артерии Хэйта… марихуана — основной продукт, производящийся в данном районе. Здесь ее используют для стимулирования чувств. Одним из любимых способов времяпровождения для хиппи, кроме, конечно, приема наркотиков, являются различные выступления, демонстрации, семинары и коллективные обсуждения всех несовершенств существующего миропорядка. И, кроме того, им свойственно постоянное внимание к духовным проблемам, истинной сущности и разным способам человеческого самовыражения. Поэтому они играют на гитарах, дудят во флейты и стучат по бонгам».

Хиппи в ответ поднимали зеркала, так что туристы видели лишь свои отражения.

Но мы забегаем вперед. И туристы и множество репортеров появились позднее, уже после того как «Встреча племен на первом общечеловеческом собрании друзей» привлекла всеобщее внимание. А в ту солнечную субботу термину «хиппи» едва исполнился год. Как и «битник», это было одно из тех пренебрежительных уменьшительных слов, которые любят выдумывать журналисты. Сами хиппи его ненавидели. Они предпочитали самоназвания «фрик» или «хэд», [19] которые отражали их веру в то, что они — очередной виток эволюционного процесса, мутация вида, «многообещающий урод», выражаясь языком генетиков.

Журналисты посчитали эти странные названия частью субкультуры хиппи и не уловили их более широкого значения и связи с той новой силой, которую некоторые начали называть контркультурой. Они не поняли сути. Если говорить напрямик: появление хиппи было попыткой подтолкнуть развитие человечества к более высокой ступени развития. Можно сравнить это с лабораторным опытом — его можно считать удачным или неудачным. О том, каким именно его считали, много говорится в этой книге. Но независимо от того, что здесь написано, на этот вопрос и по сей день существуют разные взгляды.

Остановитесь на мгновение и представьте себе последнее столетие как симфонию, гармоническое сочетание фуг и крещендо, сплетение мелодий, одна из которых, с неясно слышным, но навязчивым припевом, звучит так: мы обречены, если не обнаружим способ ускорить эволюцию, поднять сообразительную обезьяну на более высокий уровень развития и снова восстать против богов, что всегда являлось тайной целью всех религий. Но в состоянии ли мы сами сознательно эволюционировать? Существует ли некий магический механизм который способен подтолкнуть эволюцию человечества? Есть ли в сознании дверь, сквозь которую можно пройти? И если есть, существует ли ключ, способный открыть эту дверь?